— Параскева!
— Ась, боярышня? — живо отозвалась она, и я поняла, что она тоже всё поняла.
— Прекрати вздыхать при каждом моём жесте. При каждом слове. При каждом поступке, который выходит за рамки твоего понимания.
— А я чё, я вот платьишко… — пробормотала девчонка, опустив глаза.
— Платьишко — это отлично. Но я попала сюда не по своей воле, мне всё происходящее совершенно не нравится. А теперь слушай. Я тебе обещаю, что пройду все состязания и выиграю, хотя мне нафиг ваш княжич не сдался! А ты взамен прекратишь меня третировать и будешь всячески помогать. Договорились?
И протянула ей руку. Прошка диковато взглянула на мою ладонь, потом на меня. Осторожно пожала пальцы, отдёрнула руку и ответила:
— Договорились. Хочешь чудить — чуди, только не при народе. А так мы завсегда с тобой согласны.
— Ну вот и хорошо. Давай своё платье, что там ещё… Блин, мы теперь каждый день будем ходить в церковь?
— А как же, голубонька, — с готовностью сказала Прошка, помогая мне натянуть кусок ткани поверх рубахи. — Господу надобно молиться, кто же ещё поможет, как не он? Ты бы помолилась перед первым испытанием, поглядишь, как будет легко его пройти!
— Все будут молиться, Прошка. Все невесты. И каждая за то, чтобы победить и стать женой княжича, — пробурчала я. Уроки религии мне не нужны. Пока что бог для меня ничего не сделал.
Солнечное утро искрилось мириадами блёсток. Морозный воздух холодил тело изнутри, через лёгкие, а ещё наполнял его живостью и озорством. Хотелось набрать полные горсти снега, слепить его между ладоней и швыряться в прохожих, в чопорных, хотя и ещё юных девиц, которые всерьёз боролись за право прожить короткую, полную беременностей, родов, боли и кротости, жизнь с невзрачным княжичем Белокаменной. Хотелось орать на весь мир: «Свободу попугаям!» и жечь лифчики… Впрочем, их у меня не было. К сожалению. Поэтому я со вздохом подавила феминистический порыв и степенно двинулась вслед за Макарией и цепочкой таких же гусынь, как и я.
В церкви княгини не было. Княжич тоже не явился. Поэтому заутреня была покороче, но от этого не стала менее занудной. Я снова оказалась рядом с курносой брюнеткой которая сегодня была разодета, как на праздник. Выглядела девушка милой и незлобивой, поэтому я решилась завязать с ней разговор на вызоде с молебна. Спросила про княгиню с княжичем.
Девушка рассмеялась тихонько, чтобы не привлекать внимания, и ответила:
— Так ведь видели нас в перый день. Хватит. Они в своей молельне, мы в общей церкви, теперича только на состязаниях на княгиню налюбуешься. А княжича, может, и вовсе не увидишь.
— Разве ему всё равно, на ком жениться? — удивилась я.
— А в чём разница-то? Что одна девка, что другая — промеж ног одно и то же! Бают, сговорили уже ему княжну, да тут вдруг смотрины…
Она огляделась по сторонам, приблизила голову к моей и шепнула:
— Камней у Самаровых полны сундуки, а плодородия в чреве нет.
Потом улыбнулась и поклонилась легонько:
— Меня Филоменой звать.
— Красиво! — оценила я. — А меня Евдокией.
— Ох, с радостью поменялася бы с тобой именами, — прыснула она. — А то меня дома мамушки Филькой кличут, а тебя, небось, Дусенькой!
— Да один хрен, — махнула я рукой. — Ты откуда?
— С севера, со Старогородской земли. Батюшка мой там купеческим делом занимается. А ты боярышня, так ведь?
— Вроде так, — усмехнулась я. Все эти звания-названия для меня были просто словами, а этом мире, походу, много значили. И я вежливо добавила:
— Из Боркова Городища.
— Это значит, я тебя должна кланяться, — легкомысленно заявила девушка. — Батюшка всё говорит: кланяйся, дочка, кланяйся, спина не отломится.
— Не надо мне кланяться, — пробормотала. — Пока что мы тут на равных.
— И то верно! — засмеялась Филомена.
Завтрак снова радовал изобилием. На сей раз было много пирожков с куриным мясом и со свининой. На убой нас решили откормить, что ли? Стану княгиней — научу их готовить лёгкие завтраки из нормальных продуктов. Одно хорошо: всё, что сейчас стоит на столе, может зваться гордым словом «био». Ни тебе химикатов, ни ГМО, ни гормонов, сплошной натурпродукт и ручное производство. Радуйся, Янка, точно на пользу пойдёт.