Жалобы Боксера попадали не в глухие, а в безразличные уши, поскольку желудок Джима возмущался от резких движений и быстрых поворотов тела.
— Боксер. — Имя прозвучало как стон, и желудок Джима снова сжался.
— Не смей, — предупредил Боксер.
— Чувак, не клади его в мой грузовик. Я никогда не избавлюсь от запаха испорченного виски!
Это был Вилли?
— Заткнись и веди машину. Мы едем сзади, так что я могу свесить его голову за борт, если он снова начнет метаться. — Боксер, должно быть, толкнул его на твердую поверхность, потому что Джим почувствовал падение и услышал глухой удар, прежде чем поверхность под ним подпрыгнула, а затем загрохотала. Он застонал, перекатываясь на бок, и Боксер снова обхватил его руками, поднимая и толкая. Затем Джим почувствовал холодный воздух на лице и что-то, впившееся ему в грудь.
— Не смей снова на меня давить. Еще неделя до стирки, а у меня кончаются рубашки, черт возьми.
Джим попытался кивнуть в знак согласия, но во всем его теле не было ни грамма энергии. На самом деле, он не был уверен, что там была кровь. Теперь, когда воздух пронесся мимо него, он почувствовал запах спиртного и был уверен, что это единственное, что пульсирует в его венах. И, конечно же, скопление в животе — там, где оно настаивало на поиске выхода в неправильном направлении.
Джим потерял счет времени, мир то появлялся, то исчезал, превращаясь из черного в водоворот тошнотворной смеси цветов. Он боролся с желанием просто провалиться в полное забвение. Джим снова зашаркал по комнате, и вокруг него послышались голоса, которых он не узнал, и звуки машин. Уэйд внутренне застонал. Он был в проклятой больнице.
— Приготовьте желудочный насос, — скомандовал бестелесный голос.
— Сомневаюсь, что ему это нужно, — голос Боксера перекрыл хаос, угрожавший рассудку Джима. — Ты видишь плоды его собственной процедуры?
Джим понятия не имел, о чем он говорит, но после долгого молчания бестелесный голос произнес:
— Давайте быстренько поставим капельницу. Сделать УЗИ. Я хочу знать, нужно ли нам двигаться вперед, и хочу, чтобы жидкость текла в этого парня, как Ниагарский водопад.
Джим хотел выругаться, споря о своем лечении и о том, что ему нужно. Насколько он понимал, ему нужно провести следующую неделю в постели, отсыпаясь от виски, и все будет в порядке. К черту капельницы, желудочные насосы и все остальное. Джим страдал от последствий собственной глупости, а затем будет жить своей жизнью.
Однако он не мог говорить, и через несколько мгновений, почувствовав укол в руку, в его разуме мелькнула вспышка, и он больше не мог думать.
ГЛАВА 4
Сьюзен смотрела на то, как отец медленно открывал глаза и гладила его по голове. Она улыбнулась ему, пока он пытался прийти в себя. Девушка подавила желание заплакать, заметив, что всего за несколько дней, прошедших с тех пор, как она приезжала сюда, ее отец потерял, по меньшей мере, еще десять фунтов. Он был такой сонный, что она не удивилась бы, узнав, что он проспал последние четыре или пять приемов пищи.
— Привет, пап, как ты себя чувствуешь? — спросила она, стараясь говорить бодро, хотя чувствовала напряжение от желания разрыдаться. И снова она нашла отца одного, ее матери и сестры нигде не было видно.
Мужчина шевельнул губами и скорчил гримасу. Сьюзен потянулась к воде на столике и поднесла соломинку к его рту, чтобы он мог пить. Вода стекала по лицу отца, но он сумел проглотить немного, достаточно, чтобы облизать язык, но недостаточно, чтобы помочь потрескавшимся губам. У Сьюзен заныло в груди.
— Бывало и лучше, но я долго спал. Несколько часов меня никто не будил. — Его голос был хриплым, и хотя Сьюзен избегала отца годами, она скучала по сильному мужчине с глубоким, повелительным голосом.
Она взглянула на карты на стене и увидела, что его показатели проверяли менее часа назад. То ли ее отец потерял счет времени, то ли был настолько одурманен, чтобы облегчить свою боль, что даже не знал, когда приходили санитары. Ни один из сценариев не был приятным для рассмотрения.
— Ну, я рада, что ты чувствуешь себя отдохнувшим, по крайней мере. Болит что-нибудь?
Его лицо исказилось.
— Не болит. Лихорадка. Мало двигаюсь. Спина меня убивает. И сухость. — Он указал на свой рот сжатыми пальцами. – Мало пью. Я не могу держать чашку.
Рассердившись на свою семью, Сьюзен решила, что не оставит отца, пока не найдет кого-нибудь, кто сможет занять ее место на несколько часов, чтобы убедиться, что у него есть вода, в которой он нуждался. Она поставила кружку и наклонилась, чтобы положить руки на плечи отца.
— Давай, посмотрим, нельзя ли тебя немного подвинуть, и избавить от боли.
Сьюзен подняла его и усадила прямо, поморщившись от того, что он был легкий, как перышко, и помогла мужчине повернуться из стороны в сторону. Она взяла его руки в свои и подняла их над головой, заставляя мужчину потянуться, хотя у него не было сил сделать это самому. Она проделала с его ногами несколько упражнений, а затем помогла отцу вернуться в удобное положение, подложив под спину подушку. У него появилась пара пролежней, отчего ее охватила ярость. Она собиралась сообщить о плохом обращении и проследить, чтобы их немедленно вылечили.
— Папа, я вернусь через минуту, хорошо? Я хочу, чтобы ты закрыл глаза и отдохнул, пока я не вернусь. — Он неопределенно кивнул. Мужчина уже изможденно наклонил голову, устав от ее забот. Сьюзен выбежала в коридор, ища подходящего человека, чтобы выплеснуть свой гнев. Она почему-то не видела препятствие из черной кожи, пока не врезалась в него головой.
Отскочив назад и ухватившись одной рукой за стену, Сьюзен с удивлением оглядела массивного человека.
— Боксер?