Эта улыбка в уголках глаз, тёмная чёлка, вечно падающая на лицо, и губы, обнимающие сигарету. Да, чёрт побери, нельзя отрицать, что он сексуален. Жутко сексуален!
Но я искренне старался не думать об этом. Просто любовался, наслаждался эстетической красотой.
Они стали весьма неплохо общаться, но это не означало, что Ромка имеет право распустить себя и не выгонять из головы мысль о невероятной сексуальности Черкасова. Нет, нет и ещё раз нет! Сергей… красив. С него можно было бы рисовать картины. По крайней мере, сам Ромка обязательно нарисовал бы, если бы умел. Но делать его объектом своих тайных страстей и желаний — не стоило.
Попов всегда считал, что всё в голове. Влюблённость, все чувства и помешательства. Человек сам позволяет себе думать об этом, сам впускает идею в душу. А потом уже всё — выкорчевать сложно, избавиться нереально. Вот он разрешил себе думать о Серёже, и что в итоге? Форменное сумасшествие, когда и сам не можешь глаз отвести, каждое свободное мгновение жаждешь видеть "цель", и мерещится, что Черкасов в ответ тоже прожигает взглядом, когда никто этого не видит. Даже тот лёгкий поцелуй в лоб, который был призван показать, что могут хорошего найти девушки в низкорослом ухажёре, тоже казался намекающим…
Но Попов упорно сопротивлялся, выбрасывая из головы даже малейшие воспоминания. Нет, никаких "о-мой-бог-он-так-охренителен-я-его-хочу"! Такого Ромка себе ни за что не собирался позволять. Как и мыслей о возможной влюблённости.
А вот всякие вкусняшки собственного приготовления в вуз всё равно таскал. Уже третий день кряду.
С чего всё пошло? Да всё с того же злополучного дня, когда состоялся разговор "о девушках". Пары у них в тот день стояли зверски: с восьми утра и практически до восьми вечера. Преподаватели решили сделать двадцать пятое число последним днём учёбы в этом году — спасибо кафедре международных отношений и их шикарным попойкам на католическое рождество, — и теперь загружали всё по максимуму. Только не учли, что столовая с буфетом закрываются в четыре, а студентам, беспробудно занимающимся умственной деятельностью, кушать хочется неимоверно.
Зато учёл Корнеев. Лучший друг Ромки "Незнайку" в детстве зачитал до дыр, потому, наверное, и уважал правило Пончика: "режим питания нарушать нельзя". Сказано — сделано! Сам Денис готовить не умел, зато мог вовремя мотивировать Попова, который с радостью потакал кулинарным прихотям лучшего друга. А что? Ему не сложно, так в чём проблема? К тому же Дэн всегда так радуется…
В итоге, в тот день у Ромки с собой было печенье. Домашнее, воздушное и хрустящее, с шоколадной крошкой, только утром из духовки! Специально по заказу Корнеева.
Забыл Попов только об одном. О Сергее и его отличном нюхе. А также о том, что преподаватель по статистике ненавидит тратить перемены впустую. С половины первого до шести их не отпускали не то что кофе попить — в туалет сбегать, и когда началась, наконец, долгожданная двадцатиминутная перемена перед парой менеджмента, все в группе были злые, дёрганные и голодные.
— Я знаю, что у тебя есть еда, — раздался над ухом Ромы пылкий шёпот.
Попов всего лишь шёл обратно в аудиторию, когда его схватили за запястье и резко дёрнули, утягивая в тёмную нишу под лестницей. Там было узко, тесно, а потому обладатель проникновенного шёпота практически вжимался в Рому всем телом, перехватив его поперёк груди. Попов не сопротивлялся, мгновенно узнав своего похитителя, но мысленно костерил себя на чём свет стоит. Вот какого чёрта у него дыхание перехватило от такой близости?
— Я чую этот запах, — продолжал Серёжа, практически касаясь губами его уха. — Уже вторую пару, если не третью. И за эти часы успел полностью разложить его на составляющие.
Кое-как поборов неадекватную реакцию собственного тела, Попов усмехнулся, так же шёпотом спрашивая:
— И на какие же?
— Так важно? — кажется, у Сергея не только нюх был хорошим, но и слух, он услышал-таки в словах Попова нотки вызова, привычную защитную реакцию парня.
— Ага, — Рома сглотнул. — Если угадаешь, что у меня есть и из чего оно состоит, поделюсь.
Черкасов глухо рассмеялся, утыкаясь носом ему в шею и опаляя её горячим дыханием. Ромка едва удержался от того, чтоб не вздрогнуть от очередных не самых привычных ощущений, и мысленно досчитал до десяти, успокаиваясь. А потом ещё раз — для верности.
— Обещаешь? — спросил, наконец, Серёжа.
— Обещаю…
Сергей замолчал, задумавшись. Он чуть разжал захват, зато — видимо, машинально — принялся рисовать пальцами узор на тонкой ткани пуловера, который Попов по своей излюбленной привычке натянул на голое тело, проигнорировав положенную под низ рубаху. Ромке всегда было жарко в институте. Теперь же, когда вроде бы прохладные пальцы Черкасова изучали живот, стало жарче вдвойне.
Счёт для успокоения пошёл уже на шестой десяток и грозился начать седьмой, если Попов срочно не придумает, что делать, или Сергей не перестанет творить всякую фигню, пока думает.
— Та-ак… — протянул Черкасов. — Я сидел далеко, но… сначала думал, что там булочки. Но для них запах слишком резкий, так что версия отметается. Значит, печенье. Так?
— Так, — согласился Ромка, обрадовавшись поводу отвлечься.
— И в них есть ванилька. Не ударная доза, но весьма и весьма.
— И это тоже. Но пока слишком мало фактов, чтобы заработать оплату, — на губы наплыла усмешка.
— А кто сказал, что я закончил? — Сергей уже тоже практически смеялся. — Пеклось сегодня, вчерашнее бы так ярко не пахло через сумку. В тесте точно было немножко кофе или… термос с кофе, вот, точно! Этот запах не от печенья, а от термоса! А в печенье… там шоколад. Глазурь.
Несколько обалдевший от таких подробностей Попов хотел было ехидно заметить, что Черкасов ошибся… а потом послушно отправиться доставать для него печеньки, так как ошибка из всех фактов была лишь в одном. Но Серёжа вдруг добавил, словно б в озарении:
— Нет же! — яростный шёпот. — Крошка! Шоколадная крошка!
Стоит ли говорить, что после такого Ромка готов был скормить Черкасову хоть всё имеющееся печение? А в качестве дополнительной благодарности за то, что его всё-таки отпустили, добавить ещё и термос с кофе. Но еду пришлось передавать Сергею исподтишка, играя в супершпионов, когда того не видели ни Дэн, ни Вик.