— Я-то всё осилю, — вздохнул Черкасов, всё же проходя в кухню. — Но сейчас уже полшестого, — он замолчал ненадолго, а потом шагнул ближе и обнял Ромку со спины, положив подбородок ему на плечо. — Ты к двенадцати будешь умирать, если всё успеешь. А я бы предпочёл видеть тебя абсолютно живым и довольным.
— Да ладно тебе, — Рома улыбнулся, накрывая ладонью сцепленные у него на животе руки Серёжи. — Я люблю готовить.
— Уверен? — голос прозвучал взволнованно. — Может, я хоть чем-то помогу? Готовить не умею, но порезать колбасу, не оттяпав себе пальцы, могу. Честно-честно!
Попов смешливо прыснул, представив, как Черкасов сидит на кухне и старательно пилит сырокопчёную колбасу. Правда, потом фантазия сменилась порезанным пальцем Серёжи, который он, Ромка, аккуратно обрабатывает перекисью и стрептоцидом, улыбаясь в ответ на недовольное шипение Черкасова и ворчливо приказывая сидеть ровно, а не вести себя, как ребёнок. М-да, мило, конечно, но не самое приятное продолжение вечера…
— И почему я тебе не верю? — фыркнул Попов.
— Эй, ты говоришь с человеком, который с десятого класса живёт один и сам делал здесь ремонт! И питается не только Макдаком, вообще-то! — возмутился Черкасов, тихонько добавляя в конце: — Увы.
— Ладно-ладно, верю. Но давай первой будет ёлка? — Ромка отставил в сторону банку консервов, которую до этого собирался открыть. — А когда спечётся картошка, поставим курицу и начнём готовить остальное.
— Звучит вкусно, — пробормотал Черкасов, разжимая объятия.
— Поверь, на вкус будет ещё лучше.
Они действительно всё успели: и расправиться с заданиями на кухне, не получив ни единого пореза, и придать квартире новогодний вид. Ромке даже пришлось признать, что Черкасов действительно немало уже живёт в гордом одиночестве — резал он просто мастерски, зато зажарку смог всего за минуту спалить до угольков. Так что основной миссией Серёжи, в итоге, стали салаты — их приготовление Попову оставалось только контролировать. А в четыре руки и справиться удалось быстрей.
С ёлкой они провозились, конечно, заметно меньше, зато время это прошло гораздо интересней. У Черкасова на шкафу оказалась запрятана огромная коробка разнообразных игрушек, мишуры и гирлянд. И хотя всё это было ровненько сложено, первым делом пришлось всё распутывать: отделять мишуру от гирлянд, приводить в порядок провода… Ромка даже счёл бы это занятие успокаивающим, если бы Серёжа, как раз копающийся в то время в игрушках, не отвлекал его каждую секунду, демонстрируя разнообразные шарики, домики и шишечки. Черкасов даже отыскал на самом дне коробки старинную шоколадную медаль и, ничтоже сумняшеся, попробовал её на зуб.
А потом всё пошло то ли кувырком, то ли действительно по-праздничному… Ромка сам не знал, но склонялся ко второму варианту. Потому что они успели подраться на потрёпанных игрушечных мечах, найденных всё в той же коробке; закидать друг друга "дождиком", который совсем порвался, и пришлось собирать его по всему полу. Серёжа пытался связать Ромку мишурой, уверяя, что это "высшая стадия БДСМа", а тот вырывался, отплёвываясь от кляпа из ватной бороды костюма Деда Мороза. А потом сам Черкасов уже, истерично ржа, носился кругами по всей квартире от наевшегося ваты Попова, который обещал вставить ему ароматическую свечку в задницу… по самую глотку — и отхлестать гирляндой.
Правда, месть не удалась. Когда Ромка наконец-то поймал Серёжу, тот сам схватил его в охапку и повалил на диван, неистово целуя. Все обиды были забыты, а зловещая свечка, оружие Ромы, куда-то укатилась. Найти её уже не получилось.
***
— Давай-давай, открывай газировку! Президент уже речь заканчивает, — поторопил Ромка Серёжу, ставя на стол последнее блюдо. — Скоро куранты бить будут!
На столе стояла бутылка вина, только что вытащенная из холодильника, но во время курантов парни решили обойтись именно газировкой — шампанское купить они забыли. Хотя нет, не забыли. Как бы стыдно за это Ромке ни было, но пить он не любил, а потому просто провёл Черкасова по супермаркету окольными путями, не заглядывая к стендам со спиртным. Серёжа же вспомнил об отсутствии шампанского только к ночи, когда купить его было уже невозможно.
— Не торопи, а то разолью. Ты же сам её уронил недавно, — возмутился Черкасов, медленно раскручивая пробку. Газировка недовольно свистела, желая вырваться на свободу и залить всё вокруг и самих парней в том числе, а после Колы, увы, одежда и скатерть отстирываются чертовски плохо.
Бом! Бом!
— Ну же, разливай, — практически простонал Попов, держа по бокалу в каждой руке и протягивая их Серёже. — Я хочу успеть загадать желание.
Бом-бом-бом!
Черкасов чертыхнулся, но всё же сумел открыть газировку и наполнить ей бокалы. Торопливо отставил бутылку, выхватил из рук Попова свою порцию…
Бом! Бом!
"Я хочу, чтобы мы с Серёжей всегда были вместе, а этот год стал самым лучшим", — одними губами шепнул Ромка, почти касаясь ими ободка стакана. Сердце бешено стучало от волнения, руки подрагивали.
Бом-бом!
Ромка хотел уже сделать глоток из бокала, но поднял голову, встречаясь взглядом с Серёжей. Секунда, две…
Бом!
Этот взгляд выворачивал наизнанку, он был полон истинного благоговения, словно сейчас, именно в этот момент, у Сергея имелось лишь одно желание, созвучное с мечтами Ромы. Но вот Черкасов улыбнулся и отсалютовал любимому бокалом, поднося его к губам. Ромка вздрогнул…
Бом!
Пить Колу залпом — идея чертовски дерьмовая, но Рома всё же сделал это до последнего удара. Сделал не потому, что был суеверным, а просто искренне хотел, чтобы желание исполнилось, и не скупился никакими способами. Ведь если хотеть, всё исполнится, так? Они будут вместе?
"Бом!" — последний раз прогремели куранты, сменяясь гимном страны. А Ромка так и стоял, прикрыв глаза, задыхаясь от газа, ударившего в нос, но и улыбаясь от одной мысли, что даже здесь он смог, справился. Поучаствовал в глупой-глупой примете.