Ромка вздохнул, присаживаясь на край кровати и обнимая подушку, на которой как раз менял в этот момент наволочку. Эх, а как же сильно хочется не просто спать в обнимку, а… большего? Да, именно. Поцелуев, касаний, стонов… Попов раздражённо бросил подушку на пол и вновь вскочил с постели. Так, чего это он расселся и мечтает, как девчонка малолетка? И вообще, Серёжа сейчас пойдёт играть, так что о "большем" можно забыть, как, к примеру, о скором полёте на Бали. Нереальная ситуация.
А впрочем…
Когда в комнату вошёл Серёжа, Ромка едва слюной не подавился. Как Бог может людям позволять быть настолько красивыми? Как вообще можно таким родиться? Вот он, Ромка, тонкокостный, худой, лохматый, а Серёжа… он совсем другой. Может, потому Черкасов вечно и отказывается? Видит и понимает, какой Рома неказистый и просто не хочет?
Попов сглотнул, нервно, почти болезненно, и резко отвернулся, вновь утыкаясь взглядом в узор постельного белья. Ромбики… ромбики должны успокаивать, но вместо этого…
— Поцелуй меня! — внезапно выпалил он и сам поразился такой наглости.
Но Черкасов охотно подчинился: сел рядом на кровать, приобнял за шею и поцеловал. Так яростно и глубоко, до сумасшествия. Рома просто не удержался — обнял в ответ, прижимаясь всем телом, и застонал в губы от переизбытка постоянного возбуждения. Господи, да как же он не понимает?
Поцелуй становился всё дольше, всё настойчивей, а объятия — крепче, сильнее, словно они хотели вжаться друг в друга, врасти и навсегда остаться вместе. Впрочем, Рома бы лучше предпочёл другой вариант. Оторвавшись от губ Черкасова и тяжело дыша, он уткнулся лбом в плечо Черкасова и выдохнул:
— Всё, хватит. Сегодня мы это закончим.
Только вот Серёжа, кажется, воспринял заявление в шутку, потому как в ответ призывно улыбнулся и усыпал открывшийся загривок Попова поцелуями. А потом промурлыкал:
— Сомневаюсь. У тебя что, есть смазка?
— Нет, блять, у меня есть детский, чтоб его, крем для рук! — вспылил Ромка, вскидывая голову.
Ему уже рычать хотелось от злости и неудовлетворённости. Да что это такое? Что за глупости? Неужели Серёжа действительно совсем-совсем его не хочет, раз так противится? Он же, Ромка, согласен! Хоть с кремом для рук, хоть вообще без смазки, даже если будет невероятно больно, хоть в качестве "наказания" — в наручниках и со всем изощрённым БДСМ-ным реквизитом. Почему тогда Черкасов противится? Почему так наивно улыбается?
А Серёжа действительно мило улыбнулся и едва ли не проворковал сквозь улыбку:
— Ну ты и выдумщик, то масло предложишь, то крем для рук. Не-ет, дорогой, без смазки ничего не будет.
— Черкасов, иди в жопу! — едва не взвыл от возмущения Рома.
— Как раз этот вопрос мы и решаем… — протянул Серёжа, обнимая лицо Попова ладонями и вновь запечатляя на губах поцелуй. — И есть ещё о-очень много…
Но Ромка уже не слушал, окончательно взбесившись, он резко оттолкнул от себя Черкасова и обвиняюще ткнул ему в грудь пальцем. Руки у Попова тряслись, и Серёжа прекрасно это заметил. Недоверчиво посмотрев на Рому, он попробовал перехватить его ладонь, но лишь со всей силы получил за это по пальцам.
— Чего есть много? — не выдержав, рявкнул Попов. — Чего? Что за идиотизм ты устраиваешь? Ты… — он задохнулся, понимая, что должен, наконец, сказать, — ты меня не хочешь.
— Я хочу… — неловко пробормотал Черкасов, вновь протягивая к Роме руки, но тот лишь нервно дёрнулся, выворачиваясь. — Я очень хочу, правда.
— Тогда почему? В чём дело? Чего ты ломаешься, как целка? — Попов пытался мысленно себя осадить, но, кажется, действительно слишком много времени за свою жизнь провёл с Корнеевым и его вечными нервами. — Чёрт возьми, это не тебя ведь трахать будут? Так какая проблема — взять и всунуть, а?
— Ром… — попробовал перебить его Серёжа, но Попов просто не желал останавливаться:
— Ой-й, хватит! — он досадливо махнул рукой. — Даже слушать не хочу. Я рядом с тобой ощущаю себя извращенцем. Не хочешь и не хочешь. Вали, блин, в зал спать. Видеть тебя не могу.
И всучив Черкасову в руки запасную подушку, Ромка обиженно отвернулся, словно маленький. Он и ощущал себя, как маленький, грозясь вот-вот разреветься от досады. За задолбал уже его обламывать. Вот честно, Рома его любит вообще-то, а Серёжа… Ну, не хочет и не хочет, пусть тогда хоть скажет и не мучает! Попов успокоится и придумает что-нибудь. Может, даже разлюбить сможет, ведь только-только понял это… Может, успокоится — и всё будет нормально. Друзья — это ведь тоже хорошо? Когда парень влюбляется в другого парня, не всегда всё складывается идеально, и иногда лучше просто остаться друзьями.
Вот только почему реветь так хочется, а? Ромка не знал, и на душе было чертовски паршиво.
— В зал? — вдруг вспылил Сергей, Попов его не видел, не мог рискнуть и обернуться, а то сразу бы извиняться начал. — Да замечательно! Да как скажешь!
И ушёл. В зал. Спать. Ромка тяжело вздохнул, утыкаясь носом в колени. Ну и правильно, ну и пусть там сидит, если так… а то вроде бы и возбуждает дико, и ничего в итоге на позволяет. Ну где это видано? Да вот только… это же Серёжа. ЕГО Серёжка.
Рома тяжело вздохнул. Хорошо, сейчас он немного успокоится и пойдёт в зал, извинится.
Только вот в то же мгновение дверь резко распахнулась и в комнату влетел хмурый Черкасов. Он со всей силы швырнул подушку на диван, испугав задумавшегося Ромку и заставив обернуться. К сожалению, увиденное Попова абсолютно не порадовало. Сергей был одет — полностью, для улицы, только куртка была расстёгнута, а шарф лишь легко накинут на шею.
И на этот раз слушать уже не хотел Черкасов.
— Не хочу, говоришь? — рыкнул он. — Я — не хочу? О да, конечно! Да я, чёрт побери, неимоверно хочу. Больше, блять, жизни хочу! — он задыхался, кулаки нервно сжимались, словно Сергей был готов голыми руками придушить такого не догадливого Рому. — Сильно. Слишком сильно. И не могу. Потому что сразу думаю… Бля-ять… Волнуюсь потому что, ясно?