— Больше не вылезайте из капсулы, если не уверены в своих силах. — напутственно наказала она пострадавшему, набираясь уверенности в своих силах, — Капсула хотя бы обогревается.
— Простите, — вяло выдавил он из себя. — Мне сейчас очень сложно разобрать, о чем вы.
— Я понимаю, что вы сейчас в плохой форме, но вы должны помочь мне вас поднять.
Вторая попытка подняться оказалась куда более отчаянной. Порой, чтобы совершить нужное усилие, нужно полностью отстраниться от сигналов своего тела, проигнорировать боль, изнеможение, и просто назло всей вселенной открыть эту чертову банку с джемом. Сквозь рычание и чувство, что ее хребет вот-вот переломится пополам, Вильма не без удивления почувствовала, что все же достигла основного принципа любого перемещения груза в пространстве — преодолеть все сопротивления. Медленно отрывая от палубы корреспондента она чувствовала, как ее коленки дрожат, икры наполняются жидким огнем, а глаза вот-вот освободятся от глазниц, и когда уже заветная осевая нагрузка на суставы была достигнута, Петре попытался совершить ту же ошибку, что и пять минут назад — он попытался стоять самостоятельно. Это определенно было похоже на борьбу, и если бы Петре проявил хоть чуточку больше стараний, он бы несомненно победил, отправив Вильму в партер и, возможно, в кому. Но она вовремя среагировала, перенеся свой вес ему навстречу и из последних сил сковав его обмякшую фигуру в клинче. Пожалуй, то, как они смотрелись со стороны, можно было описать лишь одной емкой фразой — вальс пьяных в стельку грязнуль, и похоже, что Вильма наконец-то начала вести. В последний раз, когда она была в настолько тесном контакте с мужчиной, ее точно так же несли до душевой, и она была благодарна за это, но в глубине души понимала, что при обычных обстоятельствах такие объятия обычно заканчивается подписанием брачного контракта.
— Почти пришли, Петре, — попыталась она его ободрить при виде двери, ведущей в душевую, как вдруг услышала за своей спиной звук удара человеческой плоти о металл, — А вот и Ирма проснулась.
Скоропортящиеся продукты — это роскошь, которую дальнобойщики могли себе позволить лишь первые несколько дней после вылета из порта, после чего они на долгое время выпадают из «зоны снабжения», попадая в мир консервированного мяса и овощей, а так же злаков, дегидрированных продуктов, моря специй и пищевых добавок, которые не позволяют организму почувствовать себя обделенным какими-либо важными микроэлементами. При правильном приготовлении из всех этих ингредиентов вполне можно было сделать полноценное и в каком-то смысле здоровое питание, и один лишь запах, витающий над обеденным столом, заставил Петре сделать замечание:
— Кажется, космическую еду явно недооценивают. Жаль, моя камера не может этого передать.
— Пусть ваши чувства вас не обманывают, — проворчал Радэк с другого конца столешницы. — Если вы поживете хотя бы пару недель без свежего хлеба, сыра, яиц и фруктов, вы поймете, что ругают «космическую еду» не просто так.
— Теоретически я смогу испечь хлеб из того, что у нас есть, — донеслось от Ирмы, глядящей в окошко электрической печи, — Вот только есть его никто не захочет.
— То, что вы там готовите, мне хочется съесть уже прямо сейчас.
— Пока что это просто космическая овсянка, — пояснила она, не открываясь от окошка. — Сейчас она приготовится, и я превращу ее в космическую овсянку с фундуком, медом и черничным вареньем.
— А чем космическая овсянка отличается от нормальной?
— Количеством соли, сахара, масла, витамина Д, и пищевой добавки Е692.
— Вот ваша основная ошибка при готовке! — встрял Эмиль, все это время чередовавший на своем стуле неудобные позы от нетерпения. — Вам кажется, что все зависит от ингредиентов, но это лишь половина успеха любого блюда. Вторая половина кроется в том, чтобы правильно его подать, и при подаче вы должны пробуждать аппетит, а не портить голодным трудягам настроение рассказами о пищевых добавках.
— Я уже полгода ничего не ел, — лениво возразил Радэк и на секунду отвлекся на шипение открывающейся двери за своей спиной. — Даже если Ирма добавила в эту овсянку машинное масло вместо сливочного, это все равно никак не скажется на моем аппетите.
— Вообще-то там кукурузное.
— И, как обычно, его там очень много, — включилась в беседу Вильма, едва войдя в кают-компанию со слегка измученным видом, мокрыми волосами и полотенцем на шее. — Мы ведь не в холодном климате живем. У нас тут вообще такого понятия, как климат, нет.
Легким, отточенным годами движением женская рука, украшенная хорошим маникюром, включила кофеварку.
— Прости, Вильма, — без энтузиазма протянула Ирма, поглощенная видом кипящей овсянки, — но голодные мужчины проголосовали за насыщенный рацион.
С упоением усевшись за стол, Вильма покрутила головой, разминая уставшую шею. Поход в душ давался ей не легко, и восхищение во взгляде Петре начало сменяться сочувствуем.
— Почему бы голодным мужчинам не насыщать свой рацион отдельно от общего котелка?
— Это… — смущенно протянул Эмиль, — очень хороший вопрос. К сожалению, уже слишком поздно придумывать такой же хороший ответ.
— Да, уже почти готово, — Ирма открыла дверцу печи и утонула в облаке вырвавшегося на свободу пара. — А где Ленар? Почему опаздывает к завтраку?
— Марвин что-то засек, — пояснил Радэк. — Вроде ничего срочного, но Ленар действительно подзадержался.
— Вильма, — окликнул ее Петре, и она моментально вняла его голосу, — простите меня пожалуйста за то, что сегодня произошло. Мне до сих пор стыдно.
— Не переживайте, — равнодушно махнула она рукой и машинально потерла полотенце о свою голову, — Если у вас этот первый сеанс криостаза, то вы еще неплохо справились.
— Да, — согласился Эмиль, проглотив скопившуюся от запахов слюну. — Я слышал о людях, которым после разморозки требовалась пара дней, чтобы прийти в себя, а вы уже через полтора часа выглядите бодрым и готовым заваливать нас вопросами.
— Должен признаться, что сейчас я выгляжу лучше, чем чувствую себя. Но вопросы у меня действительно есть. Это не для интервью, просто из любопытства. Вы не против?
— Конечно, пока Ленар не вернулся.
— Этот криостаз не опасен для здоровья? — спросил Петре притихшим голосом, словно опасаясь, что Ленар подслушивает под дверью. — Только честно.