— Все равно, — улыбнулась Настя.
— Ладно, только не затягивайся. — И Стас пошел к ларьку. Обратно его Настя так и не дождалась. Подъехало такси, и ей пришлось садиться. Она знала, что мать обязательно позвонит диспетчеру и узнает, довезли ли ее дочь в сохранности до вокзала.
***
То, что произошло тем летом, я не наблюдал лично, поскольку в то время был занят поступлением в институт, все это я узнал с чужих слов. Едва Настя приехала в деревню и села в «горнице» на диван, чтобы уныло глядеть в одну точку, как к ней подошла бабушка.
— К тебе мальчик какой-то пришел, знакомый вроде бы. Там, у забора стоит, — она показала в окно. Настя равнодушно посмотрела в ту сторону, никого не увидела и отвела взгляд.
— Я не пойду никуда, — ответила она.
— Минут пять уж стоит, — продолжала бабушка, — как увидел, что ты едешь, тут же и прибежал. Как его… Леша что ли?
Это уже было интересно. Леха, тот самый парень, который некогда держал в руках ее сережки в той «достопамятной битве», привлекал Настю чуть больше других деревенских мальчишек. Она решила выйти, спросить у него, чего надо и, если он не предложит ничего интересного, тут же уйти домой и сидеть на диване, по-прежнему глядя в одну точку, до тех пор, пока ее не заберут обратно в город.
Леха, уже не тот лупоглазый, с выбитым передним зубом и явно косящий под придурка парень, а значительно возмужавший, стоял у забора, опершись подбородком о верхнюю перекладину. Так же по-старому картавя, но при этом глядя на девочку с каким-то новым, особенным блеском в глазах, он предложил ей идти на другой край деревни, к бессменному главарю Васе, у которого собиралась большая компания. Его старший брат недавно «откинулся на волю», то есть, проще говоря, вышел из тюрьмы, и по этому поводу устраивалась пьянка.
— Девок там совсем немного будет, — зачем-то добавил Леха. — Приходи, там только тебя и ждут.
Поколебавшись еще секунду, Настя согласилась. Тому имелась одна-единственная причина: ей дико хотелось курить, а иного способа достать сигареты явно не было. О рассказе своей матери она, разумеется, помнила, но в тот момент сила вредной привычки заглушила в ней все проблески разума.
В Васином доме, самом крайнем и самом бедном во всей деревне, уже собралась большая компания, занявшая всю маленькую веранду. Тут были как старые Настины знакомые, значительно повзрослевшие и потому с трудом узнаваемые, так и совсем незнакомые ей, должно быть, из окрестных деревень и из райцентра. Девчонок тут действительно было очень мало, если говорить точнее — две или три, все толстые, некрасивые, с прокуренными голосами. На вошедших Леху с Настей они взглянули с некой смесью удивления и отвращения.
— О-о, да это же Настька! — увидев ее, радостно закричал Вася. — Настька, давай сюда!.. Пацаны, если кто не помнит, это Настька, самая, блядь, боевая девка у нас в деревне! Настька, давай сюда, щас штрафную тебе нальем!
— Сигарету сначала дайте, — хмуро ответила Настя. Она поначалу хотела просто стрельнуть у кого-нибудь полпачки и уйти, но теперь поняла, что просто так ее отсюда не выпустят.
И началась оргия, похожая на те, в которых ей уже доводилось участвовать, только с истинно деревенским колоритом. Здесь все дымили ей в лицо дешевыми сигаретами, дышали луком и рыбой, пили водку прямо из горла и танцевали под русскую попсу. Девчонки здесь запросто клеились к парням, парни столь же легко уводили их за руку для известных дел, никто ни на кого не лез с угрозами. К Насте изрядно накачавшийся Вася тоже стал тянуть руки. Она поначалу сопротивлялась, но потом, тоже изрядно опьянев, сама полезла обниматься. Скоро она уже сидела у Васи на коленях, посреди останков пиршества и пьяных в хлам гостей, сплетя руки у него на шее и целуясь с ним взасос. Кое-кто из относительно трезвых парней на это зааплодировал, а другой даже крикнул: «Ого, Настька! Королева бала, ептыть!» Услышав это, Настя про себя улыбнулась. В таком состоянии этот титул как нельзя больше нравился ей.
Про Леху все как-то уже давно забыли. Никто не видел, как он, убежав на задворки, кусал от отчаяния губы и беззвучно плакал.
***
Наутро Настя проснулась с больной головой и мерзким настроением. Оглядевшись, она с удивлением обнаружила, что лежит в обнимку с Васей на раздолбанной железной кровати, которую все почему-то называли «Джессикой» и на которой до этого наверняка побывало уже много телок. Она с отвращением отвернулась от Васи, тыкавшегося ей в плечо сопливым носом и дышавшего перегаром, сняла с себя его руку (тот замычал во сне, но потом нащупал подушку, обнял ее и вскоре вновь засопел), встала и оглядела остатки вчерашней пьянки и валявшихся по разным углам бухих Васиных друзей. Сейчас ей вновь хотелось только одного: курить. Однако все сигаретные пачки, которые она видела вокруг, были либо пустыми, либо внутри лежали одна-две сигареты, чего ей хватило бы ненадолго. Расталкивание спящих тоже ничего не дало: они либо вообще не просыпались, либо отмахивались от нее, посылая по известному адресу. Выход оставался один: идти в магазинчик километрах в трех от деревни. Она уже знала, что там продают спокойно, не спрашивая паспорта. Выглядела же она довольно взрослой, несмотря на небольшой размер груди.
Без зазрения совести она вытащила из кармана джинсов своего нового хахаля пятьдесят рублей (да, были еще времена, когда пачка «Винстона» стоила не больше полтинника) и, не раздумывая, в одиночку отправилась в магазин, словно в путешествие своей судьбы. На ней были белая футболка с какой-то надписью на груди, короткие розовые шорты и сандалии — именно так она без задней мысли оделась перед походом на пьянку. Любой встретившийся ей половозрелый мужчина непременно испытал бы сладостное возбуждение, которое, впрочем, она непостижимым образом могла вызвать в любом наряде и при любых обстоятельствах. Но никто ей за всю дорогу так и не встретился.
Магазинчик ютился за поворотом проселочной дороги к шоссе и был скрыт в зелени соснового бора, но, несмотря на это, привлекал алкашей со всей округи. К счастью, когда Настя вошла внутрь, там было пусто, только продавщица за прилавком зевала и изредка перебрасывалась фразами с кем-то в подсобном помещении.
— «Винстон» можно? — спросила Настя, подходя к прилавку.
— Можно. А сколько вам лет, девушка? — спросила вдруг продавщица, которой самой было не больше тридцати.
— Восемнадцать, — не моргнув глазом ответила Настя.
— Да? А паспорт ваш можно? — подозрительно спросила продавщица. Видимо, за время работы здесь она научилась различать ложь, и так просто ее было не провести.
— Ой… паспорт дома забыла, — попыталась прикинуться дурочкой Настя и зашарила по несуществующим карманам.
— Да похоже, и не думала брать, — усмехнулась продавщица. — Иди-ка ты, девочка, домой. Курить вредно, между прочим.
Тогда Настя решила надавить на жалость (несмотря на юный возраст, она отлично умела притворяться). Скорчив жалобную мордашку, она шмыгнула носом и умоляюще залепетала:
— Ну пожалуйста… Мне еще тут месяц жить, с бабушкой…
Фраза возымела должный эффект: продавщица, должно быть, вспомнив свою недавнюю юность, тяжело вздохнула и шлепнула на прилавок бело-синюю пачку.
— На… Смотри только не затягивайся. И вот тебе на сдачу жвачку.