— Бывшие «преследуемые евреи»? — Кох кивнул со знанием дела. — У ОСС, похоже, не очень-то буйная фантазия. Мы вот, например, из бывшей «политической оппозиции». Либо это, либо евреи.
— Я тоже теперь еврей, — наш сосед из внутренней разведки со смущённой улыбкой принялся разглядывать шляпу у себя в руках. — Яков Розенталь.
Кох рассмеялся над его покрасневшими щеками.
— Ха-ха-ха, интересно, заставят ли тебя теперь в синагогу ходить, чтобы легенда достоверно выглядела?
— Да я лучше в синагогу начну ходить, чем в тюрьме сидеть с остальными! — добродушно фыркнул «Розенталь», а затем добавил тихим голосом: — Нам всем здесь несказанно повезло. Нас всех могли судить как военных преступников, и давайте уж смотреть правде в глаза, большинство из нас закончило бы свои дни на виселице или у столба в самом ближайшем времени. Слава богу, что мы нужны ОСС живыми куда больше, чем мёртвыми, а потому мне абсолютно наплевать, что говорится в моём новом паспорте, пока я жив и относительно свободен.
Одобрительный говор и кивающие головы бывших сотрудников РСХА, направляющихся в США для работы на ОСС, подтвердили тот факт, что все они разделяли его мнение, кроме маленькой группы людей, которые хмурились и не проронили ни слова за всё это время.
— А это кто? — я махнула головой в их сторону, шёпотом поинтересовавшись у нашего разговорчивого соседа.
— А, эти… Это наши учёные-кипячёные, — презрительно бросил новый герр Розенталь, смерив их группу взглядом. — Они думают, что они лучше нас, потому что они «не совершали никаких преступлений», в отличие от нас, как они считают.
Группа учёных ответила ему высокомерными взглядами, но от комментариев воздержалась.
— Да, я про вас говорю, профессоры вы кислых щей, — продолжил свои издевательства Розенталь нарочно громко. — Хватит нос от нас воротить, будто вы к нам никакого отношения не имеете. Мы ведь всего пару дней назад в одной с вами тюрьме сидели, или забыли уже? Вряд ли бы вас туда посадили, если бы вы такие невинные были!
— Нас удерживали с целью допроса, а не по обвинениям в военных преступлениях, в отличие от вас, — наконец не выдержал один из них. — Мы были заняты исследованиями исключительно в научной сфере, и в отличие от вас неповинны в смерти миллионов людей.
— И мы неповинны! Мы — разведка, мы сведения собирали, и только. Это вон гестаповцы, что у крыла сидят, им пеняйте!
— Не выступал бы ты, жид! — процедил сквозь зубы один из бывших агентов гестапо, оторвавшись от иллюминатора только чтобы бросить на Розенталя убийственный взгляд.
— А сам-то ты теперь кто? — фыркнул в ответ Розенталь.
— Ну-ка прекратить разговоры! — один из агентов ОСС показался в дверях из передней части салона, где все они сидели, и немедленно призвал всех к порядку. — Вам вообще не велено было друг с другом разговаривать! Вы не в летний лагерь едете, так что хватит мне тут знакомства заводить! Чтобы я ни звука больше от вас не слышал! Дважды повторять не стану.
Как только американец скрылся в передней части салона, Розенталь весело хмыкнул и зашептал:
— И всё же, как это интересно, что даже сейчас мне это новое руководство нравится куда больше старого? Вы со мной не согласны?
Я только улыбнулась в ответ и сосредоточилась на кормлении сына, думая в то же время, сколько ещё таких самолётов будет переправлено в США согласно этой новой секретной операции под руководством ОСС. Согласно их новому закону, ни один из членов бывшей нацистской партии не имел права пересекать границу Соединённых Штатов; я уж и не говорю о том, чтобы жить и работать в бывшей вражеской стране. И тем не менее, мы всё равно направлялись сейчас именно туда, более ста человек, принадлежавших к организациям, объявленным Международным Военным Трибуналом криминальными; и все мы, бывшие члены СС, СД, его головной организации РСХА и даже всеми ненавистного гестапо, получили новые паспорта, идеально чистое «прошлое», и всё только потому, что, как верно указал новый герр Розенталь, мы нужны были американцам живыми куда больше, чем мёртвыми.
Мы с Генрихом были единственными, кому была предоставлена такая возможность в благодарность за наше бывшее с ними сотрудничество — жить относительно нормальной новой жизнью в Нью-Йорке. Остальные же, как я выяснила у того же Розенталя, будут жить и работать под полным контролем ОСС, пока те не решат, что услуги немцев им больше не потребуются и не позволят им уйти на покой где-нибудь в средних штатах, вдали от любопытных глаз.
— Нам сказали, что мы будем выполнять ту же работу, что и в РСХА, с одной только разницей: теперь мы будем работать на американцев против Советского Союза.
— Почему против Советского Союза? — удивилась я. — Они разве не союзники?
— Ну, технически говоря, союзники, но вы же должны понимать, что теперь, когда Германия больше не представляет никакой угрозы, американцам придётся сражаться против ещё более могущественного врага — коммунизма. А граница СССР теперь растянулась на пол-Европы… Вот для чего мы им и нужны, ведь все мы, кто летит сейчас на этом самолёте, всё ещё имеем доступ к старым контактам, инфильтрованным агентам в самом сердце СССР, которые будут докладывать нам через те же каналы, только теперь их доклады буду ложиться на стол к ОСС вместо РСХА, понимаете?
— А учёные им на что? — тихо спросил Генрих, осторожно наклоняясь через меня, чтобы не разбудить наконец-то уснувшего Эрни.
— Для того же, для чего они нам нужны были. Эти все в основном из военной и химической сферы, будут продолжать свои исследования, только на американской земле. Вы знали, что мы были вот настолько близки к созданию атомной бомбы? — Розенталь показал крохотное расстояние между большим и указательным пальцами. — А теперь американцы смогут её закончить в считанные недели у себя на родине нашими руками. Они ещё и врачей собираются перевозить, я слышал, наверное, для каких-то научных экспериментов… Не знаю, чем они конкретно занимались, но что-то про лагеря говорили.
— Сколько всего людей они собираются перевезти? — если мы были только первой партией, то общее количество должно было быть более чем внушительным, в этом я была более чем уверена.
— Понятия не имею. Мы — самые первые, но ОСС столько людей попереводило в свои собственные тюрьмы из общих, когда я там ещё был. Сортирую, наверное, нужных и ненужных, кто им полезен будет, а кого и повесить не жалко за ненадобностью. Сотни, я бы сказал. А то и тысячи.
Как только мы спустились по трапу, ожидающие нас внизу агенты ОСС сразу же начали сортировать новоприбывших согласно их спискам, указывая им на стоящие неподалёку грузовики.
— Имя? — один из агентов поднял на нас глаза от своего списка.
— Розенберг, Эмма и Германн. И наш сын, Эрнст.
— Нет, нет, постойте, их не нужно. Они со мной. — Агент Фостер пометил что-то в листе коллеги и махнул нам следовать за ним до ожидающей его машины.