«Нет, Слизарен меня побери, я не жалкая! Я какая угодно, но не жалкая. — мелькает мысль на периферии сознания, заставляя ее выбраться из этого болота и снова вспомнить, кто она такая. — Я, черт побери, Гермиона Грейнджер! Я сильная! Я справлюсь…да, по-другому и быть не может!»
Тогда почему она все еще плачет?
Жалеет?
Но о чем? О чем ей, мерлинова борода, так убиваться?
Она умерла тогда? Нет, определенно нет.
Он издевался над ней? Нет, он прикрывал ее насколько это было возможно.
Хотела бы она, чтобы он так и остался лишь призраком для нее? Какая-то часть ее, эгоистичная и крайне мстительная, прошептала ей: «Ты этого хотела. Тебе невыносима сама мысль увидеть его снова живого. Он тебе противен!»
«Не правда! Да, тебе тяжело сейчас, Гермиона, но ты подумай о Демиане. Он ровно на пятьдесят процентов его, но ты же любишь сына. Не его половину, а полностью, верно? Значит, Он уже по определению не может быть тебе настолько неприятен, ведь так? Ты сама это понимаешь, милая. Ты ведь очень умная. Тебе просто больно. Очень. И ты запуталась. Вопрос лишь в твоем восприятие и только…»- прошептало ей ее сознание.
И ведь это действительно так.
Все дело в восприятие и принятие самого факта.
Она была к этому не готова, так как верила, что все прошло, и она отпустила. Но видно не совсем… Поэтому так горько плачет сейчас.
Но нужно быть честной с самой собой, ведь так?
Догадывалась ли она, что он мог как-то выжить после того, как ей сообщили, что так и не нашли его тело? Определенно! Еще тогда в первые месяцы тревога терзала ее. Еще тогда, когда вытаскивала старшего Малфоя из Азкабана ,на периферии сознания мелькала мысль, но… Ей было страшно услышать ответ на свой вопрос, хоть Люциус его все же ждал от нее. Но Гермионе и без того было чересчур паршиво.
Но а теперь самый главный вопрос: Она рада, что он жив?
Только честно. Хотя бы себе нужно дать ответ. Собрать сопли в кулак и сделать это ради их общего ребенка, который ни в чем не виноват.
И тут у нее в голове мелькнуло воспоминание:
«— Ты позаботишься обо мне?
— Всегда!»
«Ты рада?»- звенит в голове у нее вопрос, заглушая все посторонние звуки.
«Рада, точно рада, — поняла Гермиона, не отводя взгляда от зеркала, сама не ожидая от себя такого признания и понимая, как легче ей стало после этого. — И это не только из-за Демиана, хотя мальчику полезно общаться с отцом, но и потому что я ему по-своему благодарна. По-своему. Буквально через боль. На грани осознания того, что не случись всего того, у меня бы не было бы ни жизни, ни его.»
Именно осознание этого вытащило ее из депрессии, в которую она попала из-за одной случайной встречи. Как мало оказывается ей надо, чтобы оказаться вновь в этом дерьме из страхов — лишь одно пересечение взглядов с ним. А она всегда думала, что стойкая…
И снова молния.
«Что же будет, когда они встреться в живую?»-панически билась в голове у нее одна мысль, заглушая все остальные.
Но она все равно ждала. Весточки от него.
Мучительно и долго.
Зная, что он понял, что она его узнала. Сложно было не узнать, это было его коронное движение, видно он сделал его по привычке, да и глаза его выдали. Точнее взгляд. Все тот же: жесткий и бескомпромиссный.
И вот уже глубоко вечером ее ожидания полностью оправдались: в ее окно постучала холеная сова Малфоей, у которой была для нее записка, написанная таким родным, но таким далеким подчерком, знакомым еще с детства:
«Я не смею просить вас о встрече, но думаю нам есть что обсудить.
Пожалуйста приходите завтра в 14:00 в «Кабанью голову» кабинка номер 7.
СС»