Не сбавляя шага, Павел потянулся к своему соседу по разуму и попытался донести до него суть проблемы. Раз за разом он посылал Симу различные картинки-образы, но тот не понимал. Судя по всему, его мир ограничивался телом самого Павла, и он абсолютно ничего не мог сделать для другого человека, для него Роман просто не существовал. В принципе, ожидаемо, но все равно обидно.
В самом деле, зарастить рану — это умеет сам организм, и ему нужно лишь помочь. А как придать иммунитет, да не просто против какого-то яда, а против агрессивных клеток мутагена? Или это вообще не клетки, а какой-нибудь токсин?
Так, иммунитет. Может быть, это просто какие-то клетки, которые есть у него в крови, например? В кино про эпидемии все вечно решается выделением чудо-лекарства из крови главного героя, который чудесным образом неуязвим для очередной болячки. А если просто перелить кровь? Фу. Что за дичь. Даже если проигнорировать возможность склеить ласты от несовместимости групп крови, как прикажете проделать это без инструментов посреди леса?
Так, а что если…
Павел подхватил с земли небольшой камешек с острым краем, прикусил губу и решительно полоснул себя по ладони. Еще раз, еще. Кровь потекла по руке, закапала на землю. На удивление, было почти не больно.
Павел протянул окровавленный камешек Роману. Тот с изумлением следил за происходящим, приоткрыв рот.
— Ты чего это? Что за… Побрататься, что ли, предлагаешь? А чего так внезапно?
Павел в двух словах объяснил ему про иммунитет и антитела. Кажется, получилось не очень убедительно, но камушек Роман взял. Руки у него тряслись, и нормально разрезать ладонь получилось не сразу.
Наконец, они соединили руки и вопросительно уставились друг на друга.
— А… сколько держать-то?
— А я откуда знаю? Это вообще-то твоя идея!
— Так, подожди секунду…
Павел отвлекся на Сима, который бомбардировал его вопросительными сообщениями, беспокоясь по поводу внезапной порчи внешнего покрова. Он успокоил симбиота, уговорил его не затягивать рану, а, наоборот, выпустить через нее побольше крови. Тайной его надежде на подключение постороннего человека через рану, как через разъем, сбыться было не суждено. Дурацкая, кончено, была идея, но попытка не пытка.
Постояв минут пять, свежеиспеченные побратимы продолжили путь. Оба чувствовали себя немного неловко.
Видимого эффекта обмен кровью не оказал. Роману становилось все хуже и хуже. Лицо его набрякло, покраснело, он хрипло, тяжело дышал.
Павел в который раз попытался оценить оставшееся до гор расстояние. На первый взгляд, они почти пришли. Но так казалось и час назад — проклятые каменные пики возвышались совсем близко и тем не менее к ним все никак не удавалось выбраться.
Еще через полчаса Роман оступился и разбил колено о торчащий из земли камень. Он поднялся, но идти смог лишь опираясь о плечо Павла.
Павел переставлял ноги, сгибаясь под тяжестью горячего неуклюжего тела, и думал. Думал о том, что они шумят на весь лес, ломясь кабанами сквозь заросли и хрустя сухими ветками, которые уже нет сил переступать. Что живы они лишь благодаря космической удаче Романа, которая, наверное, распространилась на них обоих. Отгонял мысль о том, что им не дойти — теперь уж точно. Даже до периметра — а этого все равно недостаточно. Не факт, что проход кто-то охраняет. А даже если окажется там кто-нибудь — есть ли у него вакцина?
Неожиданно в беспорядочно мельтешащее облачно панических мыслей вклинилась темная волна. А ради чего вообще он так выкладывается, кстати говоря? Кто ему этот парень, брат, сват? Ради чего он рискует, между прочим, собственной жизнью? Может быть…
Несколько мгновений Павел перекатывал в голове идею бросить новичка и идти дальше одному. Идти тихо и медленно, резко повысив свои шансы.
Покатал, и понял, что не сделает так. И вовсе не потому, что он хороший там, или совесть его будет мучить. Нет. Ему попросту страшно. Страшно остаться одному в этом гребанном разноцветном лесу, таком чуждом для человека. Уж лучше так. Люди все-таки стайные животные, и поодиночке не выживают.
Впрочем, все эти высокие размышления пропали втуне. Через сотню метров Роман обмяк и повис на шее Павла мешком картошки. Павел протащил его еще сколько-то, рыча сквозь стиснутые зубы, но это было все. Он достиг предела. Поход был окончен. Приехали.
Павел уложил Романа на землю, стараясь беречь голову, и похлопал по щекам, пытаясь привести его в чувство.
— Эй, эй! Просыпайся! Чего разлегся! Тут осталось-то пара километров! Растекся как слизняк! Финиш уже, не будь слабаком, вставай! Ну! Десять минут еще, пятнадцать! Ну!
Роман с трудом приоткрыл глаза, скупо улыбнулся распухшими губами.
— Не, братишка, — чуть слышно проговорил он. — Я все. Спасибо тебе, но — не судьба. Бывает…
— Черт! — рявкнул Павел, вскакивая на ноги. — Гребанные джунгли, гребанная жизнь! Хрен с тобой! Лежи тут, я сбегаю сам. Туда и обратно. Не уползай никуда, понял?
Не дожидаясь ответа, он развернулся в сторону обманчиво близкой горной цепи и побежал. Бежал он достаточно быстро — для человека, проделавшего марш-бросок по пересеченной местности с таким-то грузом. Видимо, и за это стоило поблагодарить друга-симбионта. Есть, правда, хотелось зверски. Ну да ничего, на том свете пообедаем. Там же и отдохнем. А пока — бежать.
Павел бежал, бежал. Потом шел, пытаясь успокоить бунтующие легкие — те, казалось, пытались вырваться наружу, хрипели и горели огнем. Горы не приближались. Вот не приближались, и все тут, хоть ты тресни. Павлу казалось, что он идет целую вечность, и столько же будет идти. И горы все так же будут висеть перед глазами, и никогда не…
Павел зацепился за скрытый в земле корень и рухнул ничком, в последний момент успев подставить руки и спасти нос от близкого знакомства с твердой поверхностью. Вставать сил не было. Вообще сил не было.