В этот момент я запустил в своей голове напряженный мыслительный процесс. Во время общения Леонардо с Криллом я пытался уловить в интонации, голосе художника какую-то неестественную ему нотку, которая могла бы дать намек Криллу, что этот приказ выполнять не надо. Но никаких намеков точно не было. Значит, этот приказ был отдан на полном серьезе. Может, они могли обговорить это заранее? Нет, невозможно. Леонардо не мог знать, что Елена со мной, а Крилл не мог ему это сообщить просто потому, что он всегда был рядом со мной, и он никак не пытался оповестить своего босса о моей спутнице. То есть, вывод только один.
Леонардо решил убить Елену, застрелить мой единственный шанс выйти из этой опасной, зловонной ямы, что художник называет «игрой».
— Нет! — Все произошло так внезапно, что я не сразу понял, что последнее я выкрикнул.
Услышав меня и увидев мою реакцию, Леонардо довольно расплылся в улыбке, точно кот, который наелся сметаны, сообщил Криллу об отмене своего приказа и сказал:
— Как же ты предсказуем, Майкл. Ты считаешь себя непроницаемым и суровым, однако тебя все способны читать, как раскрытую детскую книжку. Эта девушка ведь твой заказ. Я сразу это понял, как только увидел ее. Она тебе не друг, потому что друзей у тебя нет, и ты сам об этом часто говоришь. И она тебе не родственник. Как же так могло выйти, что вы вместе? Очень просто. Елена — твой груз… И учитывая то, как ты печешься о ней и как ты заволновался, почувствовав угрозу для ее жизни, тебе за нее заплатят очень и очень даже прилично. Ты — человек, который в первую очередь думает о собственной выгоде, и как бы ты не пытался побороть в себе эти мысли, ты знаешь, что я прав. И она — твоя выгода.
В тот момент я был просто уверен, что Леонардо прочитал мои мысли. В принципе, так и было, раз все и так написано на моем лице. Странная смесь чувств огорчения, неприязни и даже стыда накрыла меня, и я потерялся, не зная, что ответить. Все было сказано самим Леонардо, и этот человек — человек ли? — сейчас явно гордился собой.
— Да, ты прав. И я понял, к чему ты клонишь. Я могу уйти в любой момент, но это не относится к Елене, без которой я не смогу покинуть эту чертову башню. Тогда ответь, что я должен сделать, чтобы Елена была свободна?
— Просто согласиться.
— Чего?
Леонардо насладился моим непониманием, опустился на роскошный стул, на спинку которого было накинуто черное длинное пальто с меховым белым воротником, поставил острые локти на свой рабочий стол, соединив тонкие длинные пальцы. Столкнул с края столешницы стопку бумаг, которые, закружившись в воздухе, присоединились к другим своим собратьям на полу. Затем поднял на меня свои чуть суженные, заштрихованные глаза.
— Я отпущу ее сразу после того, как ты скажешь мне: «Я согласен».
Какой бы напряженной не была сейчас атмосфера в воздухе, но я просто не смог не вспомнить свои прошедшие годы и не сострить в ответ:
— Я, конечно, очень тебе признателен, Леонардо, но прости… Потому что я женат на работе и не могу согласиться на твое предложение.
Художник рассмеялся, прикрыв рот тыльной стороной ладони. В течение нескольких секунд успокоился и произнес:
— Вот за это я тебя и ценю, Майкл! Ты всегда можешь расположить к себе людей, хотя ты часто не замечаешь этого. Скажи мне это кто-то другой, я бы обязательно убил этого наглеца за слишком острый язык, но ты — другое дело. Однако попрошу тебя впредь следить за своими словами. — Он осторожно коснулся своих губ, ничем не выделяющихся на фоне бледного лица, обдумывая что-то. — Я снова повторю, и больше мне не хочется слышать шуток от кого-то вроде тебя. Елена будет вольна идти, куда ей вздумается только после того, как ты согласишься.
— Тогда я буду серьезным и тоже скажу, что больше мне не хочется оставаться в неведении. Зная тебя, я уже представляю в голове список невозможных заданий, которые может поручить такой безумец, как ты.
— Безумец? — В этот раз улыбка Леонардо стала шире, и стали видны его ровные белые зубы. — Все люди безумны, Майкл, и тебе ли этого не знать. Даже ты безумец, ведь у тебя просто нет выбора. Чтобы я тебе не приказал, тебе придется это сделать, потому что от этого зависит судьба твоего «груза». Так кто тут более безумен: тот, кто дает безумные задания, или тот, кто берется за их выполнение?
И снова этот тип смог загнать меня в угол. Я не знал, что можно на это ответить, потому что отвечать было попросту нечего, и из-за этого я ненавидел и его, и себя. Хоть я и не считал себя сумасшедшим, но с мышлением Леонардо было не поспорить. Мне ничего не оставалось, кроме как вновь сделать шаг в его партии, сколь опасным и тяжелым он бы ни был.
— Ну, так что? — Поинтересовался Леонардо, вертя в пальцах свой крошечный коммуникатор. — Я могу сказать Криллу, что Елена свободна… Но можешь ли сказать это ты?
— Да. — Кивнул я, сжав от злости и бессилия кулаки. — Я согласен.
Глава 10
Глава 10Душа художника
Елена начала ненавидеть Подгород с того самого дня, как она впервые там оказалась, а Майкл сказал ей, что это — «кости старого мира». Она тогда посчитала, что такое определение лучше всего подходит к нему.
Оставленный самим солнцем, похороненный под громадной плитой Централа, которая становится все больше и больше, изолированный от всего мира огромными неприступными стенами. Подгород больше напоминал девушке муравейник, в котором те, кто живет здесь, вынуждены заниматься тяжелой работой, мечтая о том, что когда-то им выпадет от «Ариадны» билет, дающий возможность вознестись к «Небесному замку». Но даже Елена, привыкшая мыслить оптимистично, давно поняла, что такого не будет. А если и будет, то только ради выгоды самой «Ариадны».
Ей было жаль людей Подгорода. Майкл смог ей прямо и понятно объяснить как устроена Столица. И какой бы она неприязни не питала к системе городского управления, которой вынуждены подчиняться все, она продолжала восторгаться величием Централа и презирать то, что под ним.
Все это время она видела тут только черные трущобы, освещенные противным, режущим глаз, неоном и тусклыми фонарями. Первое, что приходило в ее голову при упоминании Подгорода, это воспоминание о группе подростков, втыкающих себе в головы провода из игрового автомата, лишь бы получить от этого наслаждение, как от какого-то наркотика. Из всех нормальных людей, проживающих тут, Елена могла вспомнить только Клару, да и то стоит взять во внимание то, что раньше она была урожденной жительницей Централа, и возможно, прежняя жизнь осталась в ее сознании. Все же остальные, кого она видела, в лучшем случае ее просто не замечали, а в худшем — провожали вслед злобным, остекленевшим взглядом, и чаще всего эти глаза были механическими протезами.
Майкл, может быть, и прав насчет того, что людям больше ничего тут и не остается, но все равно сложно смотреть на то, как люди превращаются в зверей, думая в первую очередь только о себе. А жители Подгорода как раз напоминали ей одичавших животных, которые слишком давно не видели человеческого очага.
Будь у Елены хоть какая-то возможность исправить эту ситуацию, она бы этой возможностью обязательно воспользовалась, и все равно, какую цену пришлось бы отдать за это…
Но важно сейчас было не это. Важно то, что она, считавшая доселе Подгород самым отвратительным местом во всем мире, хотя она нигде и не бывала, внезапно для самой себя осознала его красоту. Точнее, крохотный его островок, который поражал своим великолепием.
Елена стояла на смотровой площадке восемьдесят девятого этажа башни «Федерация», положив свои ладони на темные металлические перила, на которых горело серебряным светом несколько стеклянных шаров размером с футбольный мяч. Холодный ветер, гулявший тут, бил по лицу и тащил за собой волосы девушки, будто бы надеясь, что она перевесится и упадет вниз.