— Таких и не было. — Подтвердил я, осушив еще один стакан. — Даже в той истории с коньяком я нарвался на пограничника. Если бы в тот момент в моих руках не оказалось тех саквояжей, которыми легко пробить голову, мы бы с тобой сейчас тут не распивали мой гонорар.
— «Либо ты достаешь пушку первым, либо ты вообще не успеваешь ее достать» — я смотрю, ты всю жизнь придерживался этого своего правила.
— Можно и так сказать. Когда я оказался в пятнадцать лет совсем один, мне только и оставалось, что учиться жизни на своих ошибках.
— Да… не завидую я тебе. Как так вообще вышло?
— Я же тебе не раз говорил, что сам не знаю. Просто… просыпаюсь я и вижу, что мой отец куда-то пропал, оставив в моем мозгу на память этот чип, который до сей поры держал мой паспорт стабильным и делал меня свободным от глаз «Ариадны».
— Это я знаю, — закачал головой Саймон, с трудом шевеля языком, — я просто не могу понять… почему так вышло.
— Знаешь, раньше я не задумывался об этом, потому что я был занят вопросами выживания в Столице. Теперь же я не задумываюсь над этим, потому что я больше не вижу в этом смысла. Так или иначе, своего отца со всеми его секретами я больше не увижу, так какой смысл плакать над пролитым молоком.
— Возможно, ты прав, но… черт возьми, твой батя был настоящим гением, раз смог сделать такое, что находится в твоей голове. Мне бы такую штуковину, мне бы не надо было находиться в четырех стенах в течение всех этих лет.
— Учитывая то, что сейчас эта «штуковина» в неисправности, и мои показатели каждый день становятся все хуже, есть вероятность, что если я не успею выполнить заказ и свалить из Столицы, мои условия ничем не будут отличаться от твоих…
— Да какая разница, что она сейчас сломалась! — Я быстро напомнил ему о спящей Елене, приложив к губам палец, и хакер перешел на шепот. — Я имею в виду, что ты более тридцати лет прожил так, как хотелось тебе самому. Ты мог свободно перемещаться и по Централу, и по Подгороду, и за пределами Столицы, и мог быть спокойным, когда тебя кто-то сканирует, потому что знаешь, что в реабилитационный центр тебя никто не увезет. Да даже сейчас, когда твой паспорт более-менее нормальный, ты можешь все это делать. Эта твоя особенность сделала тебя самым уникальным человеком, потому что эта стерва — «Ариадна» — она тебе не приказывала, кем тебе работать, и как и где тебе жить!
— Да, так и есть. — Согласился я, чувствуя, что пьянящая сила коньяка добралась и до моего крепкого разума. — У меня была уникальность, которой я смог найти такое применение, которое сможет обеспечить мне будущее. Сейчас же я нахожусь в шкуре канатоходца, и канат, который я должен пройти, очень, очень тонкий, так что свалиться в любой момент очень просто. Поэтому я должен превзойти себя, превзойти все, что я мог, чтобы завершить свою карьеру как никогда блестяще и уйти на заслуженный, обеспеченный деньгами покой.
— Нравится мне твоя целеустремленность. Даже немного завидно. — Произнес Саймон и наполнил себе очередной стакан. — За тебя, Майкл Нортон. За тебя и за твое будущее. Надеюсь, ты сможешь получить то, что тебе действительно нужно.
— Я тоже надеюсь на это. Потому что второго шанса у меня не будет.
К концу нашего разговора коньяка в бутылке поубавилось где-то на четыре пятых. Я чувствовал жар внутри себя и разглядывал пустое дно своего стакана в тускловатом, но теплом свете столовой лампы. Саймон просто уткнулся носом в рукав рубашки и, казалось, заснул.
Когда я уже сам был готов закрыть глаза и добровольно упасть в черное небытие сна, меня вытащил назад голос хакера:
— Так значит, она… и есть твой «груз»?
Никакого смысла отпираться или менять тему не было, поэтому я честно ответил:
— Да.
Саймон чуть приподнял голову и посмотрел на Елену, которая продолжала мирно сопеть под одеялом, утонув головой в своих черных волосах. Очевидно, раньше он ни за что не поверил бы, что случится такой день, когда в его квартире останется ночевать прекрасная девушка. Что ж, все когда-то случается.
— И что ты будешь с ней делать?
— Честно говоря, я сам толком не знаю. Начиная с присланного Себастьяну письма, тут все покрыто разными недоговорками и секретами. Единственное, о чем нам дали точное известие — это сумма за выполнение задачи, которая вполне нас убедила взяться за этот заказ.
— То есть, за нее? — Спросил Саймон.
— То есть, за нее. — Эхом отозвался я. — Теперь, когда за ней никто не следит, я отвезу ее в свою квартиру, что недалеко от станции «Края мира» — ты знаешь, — а там свяжусь с Себастьяном. Он сообщит заказчику о том, что девчонка у нас, и я передам ее и получу свои деньги.
— Деньги-деньги-деньги… Ты не заметил, что ты слишком зациклился на своем будущем? Тебя вообще не интересует, кто эта девушка, на кой черт она нужна твоим заказчикам, что с ней будут делать, когда ты отдашь ее и почему ранее она была в заточении у «Сынов прошлого», находясь в Централе?
— Слишком много вопросов. — Лениво отмахнулся я. — Знаешь, за что я люблю свою работу? За то, что знать ответы на все эти вопросы мне необязательно. Мне вообще плевать на нее.
— Должно быть, это очень просто — взять и отгородить себя от всего того, что заставит тебя задуматься?
— Да, и ты не представляешь насколько. Я и так сплю плохо, а если бы я еще знал то, что не следует, я бы вообще сна не знал… И если уж на то пошло, то тебе-то какое дело?
Пусть внешне я и напоминал человека, которого выпитый коньяк способен выбить из равновесия в любой момент, разум мой оставался чист, хоть перед глазами все и плавало. Мой вопрос был заранее обдуманным, и пьяному Саймону оказалось очень сложно правильно сформулировать ответ. Где-то с двух минут он тупо смотрел на свои сцепленные руки, беззвучно шевеля губами.
— Мне-то дело… Мне-то дело как раз в том, что мне не все равно. Прежде чем отдавать Елену, надо во всем разобраться. Надо хотя бы знать, кто ее заказчик.
— Саймон! — Впервые за весь вечер я повысил голос. — Пожалуйста, не вмешивайся в мои дела. Поверь, я знаю, что я делаю. Я тебя когда-нибудь обманывал?