— Может, она выдумывается?
— Точно нет. Выдумываются только обычные вещи. А онтроника настолько сложна, что её вообразить невозможно.
Мы бы могли ещё месяц-другой изучать Миоген, но мой шеф, начальник отдела дилапинга, через Павлика передал распоряжение ускорить проект. И случай вскоре представился. Наш графоман Ант, которого мы навестили на третий день, сообщил, что после обеда в Сквере Творчества состоится публичное выступление поэтов. То есть каждый подобный Анту маньяк от поэзии может прочитать свои стихи, которые тут же и обсудят зрители. Я напросился с ним. Виталика я решил не брать, отправив его к вещеводу за посылкой с товарной наживкой, пересланной по моему заявлению.
— Помнишь, я тебе говорил о секретах раскрутки? — напомнил я поэту, видя его колебание.
Тот покивал, хотя и коню понятно, что он уже забыл обо всём на свете.
— Ваше собрание как-то освещается в новостях? — спросил я Анта. — Ну, в смысле, как широкая публика узнаёт, что вы там читаете, творите? Или у вас закрытое собрание?
— Визун ведь есть… — неуверенно произнёс поэт. — Там новости публикуются, можно переместиться и посмотреть…
Точно, у визуна есть своеобразная «новостная лента», рекомендующая самые интересные события, куда можно переместиться.
— Прекрасно! Вот через визун мы тебя и раскрутим! Нужно, чтобы о тебе заговорили. А для этого просто необходим скандал. Сегодня ты его и устроишь.
— Скандал?
Поэту страшно не хотелось устраивать дебош. Этот трусишка, жаждущей славы, боялся оказаться в центре скандала. Неужели он взаправду думал прийти к славе с помощью своих виршей? Придётся научить его кое-каким земным технологиям раскрутки, о которых тут видно и не подозревают.
— По-другому, родной, никак не получится, — заверил я его. — Тебе нужна слава? Я её обеспечу. О тебе с сегодняшнего дня заговорят.
— А какой скандал? — спросил, бледнея, поэт.
— Не волнуйся, простенький такой скандальчик. Можно было, конечно, заставить тебя набить морду какому-нибудь коллеге-поэту. Но это банально. Вы там, в сквере стихи вслух читаете?
— Конечно, — улыбнулся Ант, заметно радуясь, что ему не придётся никому бить морду.
— Так вот, для скандала ты прочтёшь примерно такое.
Я принял псевдопоэтическую позу и с выражением прочёл:
— Там где блещет валалум
Нацепив колечки
Прилетел зелёный блум
На горячей печке!
Поэт, замерев, обалдело смотрел на меня.
— Что это? — спросил он, выйдя из ступора.
— Стихи.
— Разве это стихи?!
— Конечно. Даже рифма есть. И ты их прочтёшь публично.
— Ведь ничего не понятно! — возмутился Ант. — На каком это языке?
— На твоём родном. В этом вся и соль: стихи должны выглядеть странными, туманными, — растолковал я недогадливому поэту. — Объясни всем, что в них есть сокровенный смысл, понятный только избранным. Тех, кто будет хаять твои стихи, объяви тупыми и недалёкими животными, не разбирающимися в истинной поэзии.
— Не могу же я всех обозвать животными! А они все будут хаять…
Я глянул на него снисходительно: