Сознание жертвы открывается перед ними во всей своей неприглядности. Они видят самые сокровенные мысли симбионта, его слабости, знают то, в чём он боится признаться даже себе. Легко ломают то «разумное, доброе, вечное», что и делает человека человеком. Заставляют жертву сбросить тонкий налёт цивилизованности. Отключить тот небольшой разум, что удерживает людей от конфликтов. Вернуть их к первобытным реакциям — кровь за кровь, глаз за глаз.
Вторженцам, как воздух и пища телесным существам, нужна война. Нужен сильный эмоциональный поток с криками жертв и ликованием убийц, с волнами ужаса и агонии. Если Единственный не будет найден, мир людей обрушится в хаос.
Мнге должен найти решение. Рискнуть… Но как?
А что если вторженцы направят захваченные сознания людей на войну с остатками его родной цивилизации?
Ведь есть ещё исконная вражда их миров. Глубинная. Лежащая на уровне самых древних инстинктов. И преодолеть её пока невозможно.
Время людей ещё не пришло, они ещё не готовы признать других разумных равными себе.
Сорок тысячелетий назад учёные сочли, что цивилизация людей вошла в фазу оглупления. Люди были признаны слишком агрессивными. Контакты с ними были прекращены.
Сейчас разума в их мире с каждым веком становится всё меньше. Они временно остались без естественных врагов и будут пребывать в ступоре, пока новый и страшный враг не станет явным. Но время будет упущено, и люди проиграют войну.
Мнге знал. Его мир прошёл тот же путь.
Всё предсказуемо. Никто не виноват, что это случилось с людьми.
Их общество на текущем этапе теряет восходящий импульс, перемалывает тех, кто выбивается из рамок, несёт в себе некий потенциал нового и изменчивого. Обществу людей сейчас и так хорошо. Оно застопорилось. Оно сражается само с собой и не ведает, что вторженцы уже пожирают его изнутри.
Знали ли вторженцы, что этот плод созрел? А о том, что на Земле уцелели прошлые недобитки?
Может, они не стали даже учитывать их жалкие остатки?
Да и, казалось бы, что могут сделать тёплые? Показать личинок неподготовленным людям? Начнётся паника, которая только сыграет вторженцам на руку.
Чтобы успешнее жрать — им нужны сильные эмоции. Цивилизации, что могли бы, медленно угасая, кормить их многие и многие века, под властью вторженцев вспыхивали факелами. Войны, эпидемии, насилие и охота на ведьм… Это именно то, что нужно вторженцам, чтобы вылупляться из личинок и жрать.
Соплеменники Мнге помнили. У них всё-таки ещё оставалась память. И человеческие дети показались им надеждой, возможностью оказать сопротивление прожорливым ментальным тварям.
Вот только отбор потенциальных детей-бойцов — дело долгое, не говоря уже про обучение. А Вторжение идёт.
И тут, отвлекая господина Мнге от анализа и синтеза полученной за большую часть дня информации, такой важной и нужной, стена в его кабинете завизжала, вздулась, как пузырь, и лопнула… явив рваное отверстие!
А на середину комнаты, рыча и мутузя друг друга, выкатились два крупных ящера в облегающих чёрных комбинезонах.
Ящеры были без хвостов, с длинными передними и задними лапами, вроде человеческих рук и ног.
Один из них был вполовину меньше второго, но сейчас он держался сверху и яростно терзал комбинезон своего более крупного товарища.
— Хан! Грой! Что вы творите? — Господин Мнге всплеснул руками. — Прекратите сейчас же!
Клубок из тел распался. Оба ящера тяжело дышали, на мордах у них проступили красные полосы — наследие бурных диких эпох. Костюм на плече старшего ящера был в клочья изодран острыми зубами младшего.
Старший захохотал, глядя, как более юный шипит и отплёвывается от набившихся в рот нитей.
— Грой? — строго сказал господин Мнге младшему из «бойцов». — Я уверен, что ты снова зачинщик этого безумия!
— Он сказал, что у меня ещё пух на спине не вылез! — клацнул зубами младший. — Сказал, что я только что вылупился из яйца! А я… У меня вообще не было пуха!
— И что? — удивился Мнге. — Ты не мог ответить Хану словами? Нужно было обязательно рвать его костюм, отвлекать меня от работы?
— Но… Он же смеялся надо мной! — пробормотал младший ящер. Его зелёные чешуйчатые пальцы сжимались и разжимались, между ними вздувались крохотные алые перепонки.
«Живые инстинкты — это прекрасно, но так хлопотно», — с тоской подумал господин Мнге.
Грой был единственным детёнышем, выжившим из последних неудачных кладок. Конечно, ему тяжело было постоянно находиться со взрослыми, но кому Мнге мог доверить воспитание малыша? Особенно после недавней гибели двух его сверстников.