— Вы хотите сказать, — Командор с напряжённым вниманием подался вперёд, — что этот парень представляет собой в военном отношении нечто такое, с чем считаются обе враждующие организации? Неужели сей одиночка настолько страшен?
— Видите ли, — очень медленно произнёс Станислав, — дело в том, что Сержа, в общем-то, не боятся. С ним просто не хотят связываться.
— Но подобная реакция как раз и основывается…
— Нет, поверьте — витязи и богатыри страха не ведают! По сути, они несложные личности, без комплексов. Их же отношение к рыцарю можно сравнить с крепким коктейлем, в котором главными частями будут безусловное уважение и не менее безусловная неприязнь.
— Но ведь авторитет силы как раз на этом и базируется, — хитро улыбнулась Эльза, — а раз так…
— Да в том-то и изюминка, что «авторитета силы» у Сержа вовсе нет! Настоящие силачи — это Аггей, Иннокентий, Тит… пожалуй, ещё Вахтанг и «Малыш» у богатырей, а у витязей — Мстислав и «Ястреб». В демонстрации своей сверхмощи рыцарь никогда тягаться с ними не будет, а вот если придётся скрестить меч с мечом, булаву с булавой да на горячих конях, да во чистом поле… Тут любая из местных знаменитостей еще трижды подумает, прежде чем вязаться в такое дело!
— Серж — лучший поединщик, лучший наездник, — подытожил Ладвин, — да вдобавок единственный, кто имел безрассудство устроить свою личную базу прямо в «зоне ночной смерти». Отсюда, стало быть, и уважение. А в остальном у него с вояками всех мастей какая-то природная несовместимость.
— Очень интересный тип… — осторожно заметила Эльза, решив, что настала пора проверить Станислава и его сенсорные способности. Она сосредоточилась и легко почувствовала чужую «волну»; затем слегка нажала, но сразу же отступила и «закрылась», натолкнувшись на мгновенно поставленный психоблок. Всё сразу стало ясно.
Станислав и не подумал хоть на секунду замолкнуть и окинуть собеседников подозрительным взглядом. Продолжая увлеченно рисовать психологический портрет своего протеже, он начисто отмёл от Сержа подозрения в двуличии, и вскоре к основным компонентам напитка под названием «рыцарь из ниоткуда» добавились весьма любопытные ингредиенты…
— Да это не коктейль, а самое настоящее пойло! — воскликнул Роман. — «Желчен, высокомерен, мстителен…», а если разозлить, то становится жестоким до беспощадности! И вы предлагаете нам поставить на такого человека?!
— Да! — твёрдо заявил Станислав. — Поверьте, с Сержем вполне реально договориться! Если позволите, это я возьму на себя. Я немного путешествовал с ним, и у нас сложились хорошие отношения. Думаю, что завтра утром… то есть уже сегодня утром смогу доложить о результатах и познакомить вас.
— Как познакомить… — начал было Командор, но его тотчас перебил вырвавшийся почти одновременно из уст Романа и Эльзы возглас: «Серж здесь?!»
— Представьте себе, да, — небрежно изрек Иоганн. — Он появился примерно за час до вашего прибытия… можно сказать, даже притащился, так как был до крайности утомлён. Расседлал коня, вывесил свой флаг с родовым гербом и завалился спать в соседней с вами комнате, отказавшись и от ужина. Небось и сейчас дрыхнет без задних ног…
Последовала очередная и, пожалуй, самая эффектная за всё время пауза, по завершении которой более многочисленная родственная группа набросилась на другую с шипением и упреками, а та лишь улыбчиво отмалчивалась, наслаждаясь произведённым впечатлением. Со словами: «Я только на него взгляну!», Эльза сорвалась с места, но была вовремя остановлена осторожным папой, успевшим крепко ухватить её за мизинец левой руки. Одновременно он придавил бедро Романа, который тоже норовил подняться, очевидно, с похожими намерениями. Командору потребовалось не менее пяти минут и даже обращение к официозу, чтобы убедить несколько возбужденных своих «сотрудников» отказаться от немедленного визита.
— Только после Станислава! — подчеркнул он, коротко ударив того по плечу. — Я принимаю предложенный им план и помощь в его осуществлении. Иоганн, изложите вкратце содержание наших бесед сыну, а также передайте мое предложение. И если он согласится, то может приходить на планетолёт за формой курсанта. А сейчас я предлагаю всем немного отдохнуть или… или как получится. Кстати, — обратился он к дочери, которая наконец высвободила палец и теперь рассматривала его с озабоченным видом, — как ты относишься к тому, чтобы начать говорить исключительно на местном языке? Ведь всё равно придётся!
— Отрицательно отношусь, — проворчала Эльза, показав отцу сначала надломленный ноготь, а потом кончик языка. — Предстоит привыкать к сложнейшей грамматике, к массе исключений из правил, дикому разнобою в ударениях, а уж что касается словообразования…
— Да будет тебе! Замечательная, разнообразная лексика, можно передать какие угодно оттенки…
— Угу… «И для чего ты мне белу рученьку искалечил, дорогой папуля?» И, правда, убедительно звучит! Впрочем, для большего эффекта я сейчас повторю с подвывающими интонациями…
— Уймись, золотко, я приношу извинения, — рассмеялся Командор. — Лучше вспомни, какая народность этим языком владеет. Я-то, признаться, уверен лишь в том, что она относится к так называемой «славянской группе».
— Ну-у-у… светлокожие, как и мы… высокие, красивые… — Эльза неопределённо пожала плечами. — Особенно мужчины…
— Точно, — зевнул Роман, поднимаясь на ноги и крепко потягиваясь, — как офицер Отдела Информации могу подтвердить: ты сказала самое существенное! От себя хочу добавить, что из всех обитателей «Элиты» они наименее предсказуемы в своих действиях и наименее психически устойчивы. Когда-то очень и очень давно такой тип личности назывался «русским»…
БЛОК СОБЫТИЙ № 3 (Фройляйн Эльза собственной персоной)
«…Возможно, то, что я делаю сегодня, надиктовывая очередной фрагмент в свой секретный дневник, — необходимая мне разрядка. Возможно — просто глупость, ибо как ещё можно назвать столь упорное собирание компромата на саму себя? Уж так получилось, что все мои записи имеют настолько сильный аромат распущенности, что это можно легко почувствовать и без повышенного сенсорного коэффициента, и с пониженным, и даже вообще без оного. Да-с, пространные откровения Эльзы фон Хётцен до безобразия похожи на её деяния: капризный эгоизм сразу бросается в глаза, а вот добавочка здорового практицизма как-то не улавливается…
Но и милые родственнички тоже хороши! Заболели «куриной слепотой» да ещё этим и гордятся! Противно видеть, как их нелепый энтузиазм растет прямо пропорционально количеству новых знакомств, тогда как мною всё больше овладевает пессимизм, порой переходящий чуть ли не в страх. Но ведь мужчинам подавай доказательства и такие, которые можно пощупать и взвесить, а не женские эмоции, пусть даже научно признанные и давшие в свое время решающую прибавку в тридцать с лишним пунктов к числу моих настоящих и далеко не выдающихся способностей. В последние месяцы мой родитель вспоминает об этом только тогда, когда сочтёт нужным. Наверное, он и впрямь потерял голову от обилия свалившихся с неба ого-го-возможностей, а тут возникаю я со своим карканьем: «Обманка, мираж!»
Ладно, прекращаю ныть и перехожу к описанию фактов.
«Дело № 5: "По следам Святогора". Фрагмент № 3»
Сразу оговорюсь, что это эффектное, в старинном духе, название пришло мне в голову совсем недавно и здесь, а дома я надиктовывала информацию под обычными порядковыми номерами. Но и тут я не оригинальна: легендарное имя «Святогор» было упомянуто начальником здешней Станции в одном из его поразительных рассказов. Я заинтересовалась — пришлось несколько раз подтолкнуть моего лопоухого братца, упустившего такую изюминку. А ведь это его работа, и он обязан их собирать по одной и даже по половиночке для нашего общего информационного пирога! Правда, Ромка поспешил исправить свою оплошность и вскоре явился от Ладвина с загадочным видом. Было ясно, что вся слава от находки должна принадлежать исключительно ему. И на здоровьечко, ибо приволок он всего лишь псевдолегенду, причём словно специально состряпанную для ублажения трёх доверчивых дурачков. Мой отказ войти в эту отнюдь не гипотетическую троицу и ехидные намёки были расценены — подумать только! — как обычная женская зависть и чрезмерная придирчивость, после чего мужской дуэт принялся увлечённо делать выводы и проводить параллели. При этом вовсю шло размахивание руками, перебивание друг друга и полное игнорирование моей молчаливой оппозиции. Поэтому мне пришлось показать им нос и усесться в сторонке с презрительно-скучающим видом. На самом же деле я усиленно размышляла: кто же это осмелился с первого дня так откровенно морочить нам головы? Проверить подлинность материалов библиотеки Станции было трудно, но я не сомневалась, что кое-какие из них сварганены наспех. Мне пришло на ум, что мы, почти ни в чём ещё реально не разобравшись, уже охотно верим самым невероятным россказням. И такой вот пунктик: наше откровенное любование своим карьеризмом и до бесстыдства наглое пренебрежение к интересам государства могут быть здесь истолкованы иначе, нежели нам представляется. Ведь что, на самом деле, мы знаем — и не о таинственных обитателях планеты, а о наших же соотечественниках, вынужденных прозябать на этой ничтожной Станции? Да ничего! Они могут быть и глупы, и равнодушны, а могут и озлобленно ненавидеть любое постороннее начальство. Уж слишком доверчиво кивал головою в знак согласия Иоганн Ладвин, когда мы путали его всякими хитрыми недомолвками; слишком быстро изложил он концепцию своего жизненного пути, которая заключалась единственно в желании счастья любимому сыну и в надежде на скорую отставку с прилично обеспеченной старостью. Смех да и только! У него было бурное, боевое прошлое, честолюбивые планы; несомненно, неуёмные амбиции, из-за которых пострадали люди — что бы он сам ни думал на этот счёт. Он мог бы стать Личностью, а в результате — самая настоящая ссылка, полное отсутствие перспектив, трагическая гибель любимой жены… И неизвестно, кого он считает ответственным за все беды, выпавшие на его долю. Уж точно, что не себя самого.
Альтернативой моей мнительности могло быть частичное доверие к мифологическому рассказу, который изложил нам Роман с любезной подачи начальника Станции. Не удержавшись, я мысленно «толкнула» брата, надеясь прочесть его эмоциональное состояние. «Закрыться» он, конечно, не мог, поэтому вздрогнул и, обиженно покосившись в мою сторону, потребовал прекратить хулиганить. Этим он дополнительно подтвердил то, что я успела почувствовать — его излишнюю убеждённость и столь же излишнюю простоватость.
Желая, однако, как-то извиниться за свой нетактичный поступок, я поспешно приняла смиренный вид, благо для этого никакой особой мимики не требовалось, и блеющим голосом послушной овцы попросила ещё разок изложить образчик местного фольклора. Меня, чинно сложившую ручки на коленях и ритмично хлопающую ресницами, оглядели с некоторым подозрением, но, услышав поспешное: «…и не забудьте самые малюсенькие подробности!», сменили гнев на милость и бодро погнали рассказ по второму кругу. Разумеется, ничем новым там и не запахло, однако плохонькое искусство выразительного чтения было старательно сохранено. Роман вещал, как на студенческой вечеринке, а меня, признаться, едва опять не разобрал обидный смех после первой же фразы: «Ровно сто тысяч лет назад на здешней благословенной земле обитало свободное племя мирных землепашцев, скотоводов, охотников…» И дело даже не в том, что полный возраст человеческой Цивилизации безбожно преувеличен; в конце концов, все известные предания полны самого разнообразного вранья, искать в них точные исторические факты — дело абсолютно безнадёжное. Однако более лицемерного вступления я никогда ещё не слышала! Впрочем, возможно, всё дело в литературной традиции, насквозь фальшивой, как и прочее человеческое искусство.
Итак, далее из рассказа выяснилось, что постепенно «мирное и свободное племя» благополучно организовалось в настоящее государство, правда, очень примитивное. Несколько зависимых городов со своими жадными правителями неохотно подчинялись центру, во главе которого стоял типичный древний вождь, органично сочетавший в себе признаки сексуального маньяка, предателя, изобретательного палача и, естественно, мудрого политического деятеля и Отца народа. Этот, последний, очевидно, в знак благодарности и дал ему прозвище «Ясное Солнышко». Подлинное имя сей недостойной личности легенда не называла, сосредоточив основное внимание на его деяниях. Они были довольно заурядными: мелкие набеги на более слабых соседей и щедрые знаки внимания более сильным; карательные экспедиции против городов, вздумавших объявить себя свободными, а также постоянные поиски новых наложниц, общее число которых порой переваливало за триста. Всё это сопровождалось многочисленными пирами, длившимися неделями, в течение которых князь и его верная дружина успешно съедали, обгладывали и выпивали плоды трудов именно тех самых земледельцев, охотников и скотоводов, о ком уже упоминалось. Наиболее сильные воины «Ясного Солнышка» называли себя «витязи», что можно было рассматривать, проецируя на сегодняшний день, как удивительное совпадение…