Извернувшись, Огрен глянул в просвет между застрявшей ногой и прогнившими досками. Увидел в тусклом мерцании свечи множество тонких, поблескивающих металлом нитей, спрятанных под полом комнатушки. Они тянулись на разных уровнях, перекрещиваясь и уходя в темноту. Его нога угодила в самый центр металлического кружева — случайно или согласно чьему-то замыслу?
Подвывая, Огрен ухватился за торчащий край соседней половицы, поднатужился и дернул. Ржавые гвозди прошили трухлявое дерево насквозь, доска осталась у него в руках. В углублении, как и обещал голос, покоился длинный, слегка изогнутый рычаг. Испуганная мышь шмыгнула по его железному ребру и скрылась в норе.
Всякий гном по природе своей немного механикус. Огрену хватило несколько ударов сердца, чтобы совместить воедино стальную паутину, рычаг, запертую дверь и собственную участь.
— Не-не-не, — забормотал он, раскачиваясь и с нарастающим ужасом пялясь на грязный, в комьях свалявшейся пыли пол. — Не, мы так не договаривались. Если б там заперли кого из нашего былого отряда, я б завсегда да. Но ради этой стервы? Да ни за что в жизни!
Он задергался, пытаясь отклонить ногу так, чтобы она протиснулась между скрещениями проволочных тросов. Добился того, что парочка нитей намертво зацепились за пряжки на сапогах, а вся конструкция зловеще зазвенела и натянулась. В бессильной ярости Огрен беспорядочно замолотил руками и оставшейся на свободе ногой по доскам, хрипло ругаясь и подвывая. Вся его жизнь, так много сулившая поначалу, обернулась непрерывным водопадом из дерьма. Как тупой наг, он торчит в ловушке, и никто, ни одна живая душа не спешит к нему на помощь!
Авелин, робко шепнул цепенеющий разум. Если заносчивая сука еще не сдохла, она ему поможет. Обязана помочь. Он ее шкуру спасает, между прочим!
Опасаясь струхнуть и передумать, Огрен сгреб горстью давно немытые и нечесанные косицы бороды. Давясь, затолкал их глубоко в рот. Стиснул зубы, услышав, как хрустнула и раскололась вплетенная в пряди янтарная бусина. Обеими руками вцепился в рычаг и, сдавленно хрипя, всем телом рванул его на себя, откидываясь назад.
Где-то в разных концах комнаты подпрыгнули и выскочили из зажимов крючья, державшие в неподвижности круглые поворотные столбы. Закачались тяжелые маховики, сцепились зубчатые колеса, натянулись упругие пружины, вынуждая столбы вращаться все быстрее, виток за витком наматывая тонкие стальные нити.
Четыре из них скрестились вокруг ноги Огрена, с легкостью бритвенно заточенной пилы взрезав пронизанную венами кожу, упругий жировой слой и мускулы с сухожилиями. Толстые, ребристые выступы берцовой и бедренной костей на мгновение задержали продвижение нитей, но, проскрежетав по хрящам, те продолжили неумолимое движение.
Огрен ничего не почувствовал, кроме охватившего ногу ниже колена мертвенного холода. На одно долгое мгновение он увидел косо срезанную и ноздреватую изнутри желтую кость, лохмотья кожи и багрово-красное мясо, прежде чем отсеченная нога упала вниз.
Боль пришла — ослепительная и всепоглощающая. Огрен заорал сквозь кляп из бороды, катаясь в растекающейся луже собственной крови.
Он не видел того, как со щелчком выдвинулась из пазов дужка ривейнского замка. Железная дверца распахнулась, ударившись о стену под напором зерна, перемешанного с мелкими камешками. Вместе с растекшимся лавиной зерном и галькой в захламленный подвал вынесло слабо барахтавшуюся и надрывно втягивавшую в легкие затхлый воздух женщину.
Обретя опору под ногами, она неловко вскочила, шатаясь и затравленно озираясь по сторонам. Из наискось рассеченной брови Авелин Валлен текла кровь, в плечо глубоко воткнулись два длинных гвоздя. Закусив губу и скривившись, капитан городской стражи выдернула их и отшвырнула в сторону. Развернулась в сторону истошных воплей, мгновение поколебалась и кинулась к источнику звука. Зацепилась за старую тачку без колес, неуклюже упала, треснувшись коленом, но продолжила упрямо продираться туда, где заходился воем лишившийся ноги Огрен.
Она сделала все, что могла — содрала с дверга засаленный кожаный жилет, обмотала окровавленную культю и накрепко перетянула собственным поясом. Подгорные жители куда выносливее людей. Там, где человек мучительно отдаст концы, гном поскрипит зубами, помается лихорадкой и выживет.
В груде хлама Авелин отыскала толстую палку и всунула ее в трясущийся кулак дверга. Ростом Огрен доставал ей чуть выше пояса, но зато был намного шире в плечах и тяжелей едва ли не вдвое. Авелин самоуверенно попыталась взвалить его себе на спину, грохнулась сама и уронила мучительно замычавшего Огрена. В конце концов, дверг мертвой хваткой облапил ее за талию и, опираясь на палку, тяжеловесно запрыгал, преодолевая шаг за шагом.
Оставляя след из размазанных капель крови и пугая крыс, они пересекли комнату с ловушкой, вскарабкались по лестнице и угодили в коридор с ободранными стенами. Авелин заметила окно и потянулась к нему. Бесполезно. Толстые стены, слишком узкий проем, решетка и темнота снаружи. Кричи хоть до сорванного голоса, никто не услышит.
Огрен надрывно пыхтел и терял равновесие, ударяясь о стены. Авелин вцепилась в него, обреченно сознавая: если дверг рухнет, она не сумеет его поднять.
— Как... ты... сюда... попала? — на судорожных выдохах между прыжками выговорил Огрен. — Помнишь что-нибудь?
— Открыла дверь, вошла домой... кто-то треснул меня по затылку, — кончиками пальцев Авелин дотронулась до вспухшей и кровоточащей шишки под слипшимися волосами. — Очнулась на дне колодца. Когда закричала, на меня посыпалось зерно пополам с камнями, а потом железные предметы. Лопата, ржавый топор, лезвие косы, пригоршня гвоздей... А что случилось с тобой?
— Меня выпнули из «Висельника», — Огрен сморщился в попытках вспомнить минувший вечер. — Я побрел в «Хромого осла». Кажется, сбился с пути около Поддонных проулков. Очухался тут. Ты случаем не опознаешь дом?
— В Верхнем и Нижнем городе после войны полно заброшенных особняков, — дернула плечом капитан стражи. — А если нам подсунули сонного порошка или наложили чары, то вполне могли уволочь далеко за пределы Киркволла.
— Вот же срань! — такая мысль Огрену в голову не приходила. — Но почему мы, почему именно мы? Я в Киркволле вообще никто и звать никак. Эй, капитан, ты в последнее время не перебегала дорогу чьей-нибудь высокородной и обидчивой заднице?
— Нет, — отрезала Авелин. Они доковыляли до конца коридора, освещенного парой тусклых ламп, и остановились. Капитан выругалась — заковыристо, яростно и беспомощно. Коридор завершался тупиком.
Огрен забарахтался, навалился спиной на стену и сполз вниз. Даже в полусумраке он казался выцветшим и осунувшимся. Наложенная Авелин повязка хлюпала при каждом движении и сочилась медленно текущей кровью. В спертом, неподвижном воздухе пахло тухлым мясом и отчаянием. Из дыры в плинтусе вылезла тощая облезлая крыса, уставившись яркими бусинками глаз на капитана стражи и дверга.
Огрен перехватил палку и неловко метнул ее в Авелин.
— Ломай стену, — хрипло каркнул он. — Вон там. Свежая кладка. Наверняка фальшак.
Авелин с размаху от души вмазала по кирпичной кладке. Стена с хрустом проломилась, открыв деревянное филенчатое нутро, искусно расписанное под камень. Выбив каблуком остатки фальшивой стены, Авелин присела на корточки и заглянула внутрь. Узкий квадратный лаз, едва протиснуться. Весь, от стены до стены, как паутиной, густо оплетенный рыбацкими сетями и толстыми проволочными нитями, перехваченными острейшими колючками. Вдалеке, дразня голубыми переливами, призывно сиял лириумный светильник. Над устьем лаза покачивался дорогой сафьяновый тубус для писем, подвешенный на тонкой ниточке.
Протянув руку, Авелин сорвала его и откинула крышку. Изнутри выскользнул скрученный в узкую трубочку лист бумаги.
— Читай, — хрипло потребовал дверг. В чернила щедро плеснули лириума, так что Авелин не пришлось щуриться, разбирая в полутьме отчетливый, крупный почерк.
— «Монна Авелин и почтенный Огрен, — гласило письмо. — Если вы читаете эти строки, значит, вы успешно преодолели первое из испытаний и добрались до второго. Чтобы стать на шаг ближе к свободе, вам потребуется заглянуть внутрь себя, обнажив горькую истину — иногда мы не в силах уберечь тех, кто рядом с нами. Мы оставляем их позади и уходим прочь. Итак, что выбрать — жизнь под гнетом вечных сожалений или рывок навстречу новой жизни?»