— Им нужна срочная госпитализация, — один из врачей остановился возле меня. Моя форма внушает ему не уважение, а неприязнь. Это нормально. Нас никто не любит. Чёрный Корпус — не тайная служба, но наша деятельность не освещается в широкой прессе. Про нас все знают, что мы есть. Половина из этих всех знает, чем мы занимаемся. И только постоянные «клиенты» знают пределы наших полномочий и особенности работы.
Но опасаются и не доверяют нам все.
— Увозите. Их допросят потом.
Врач хмыкнул и ушёл, отдавая команды санитарам. Я развернулся к Климу. Бизнесмен нервно вытирал мокрый лоб, руки у него заметно дрожали. Похоже, адвокат сумел ему объяснить всю прелесть ситуации.
— Клим Максимович, — я выудил из кармана пачку «Звезды». — Позволите?
Бывший бизнесмен смотрит с плохо скрытым испугом и ненавистью, но кивает.
— Алёна.
Секретарша достаёт из расстрелянного шкафа гелевую пепельницу, ставит на стол. На меня уже не смотрит. Закуриваю, усаживаясь в ближайшее кресло.
— Клим Максимович, вернёмся к нашему разговору.
— Я заплачу, — взгляд злой и раздражённый. Понял, что потерял намного больше этих денег. Но уже поздно. Статья ему обеспечена. И даже не одна. Сам виноват.
— Вам наличкой или как?
— На счёт подразделения. Мы сами переведём деньги, — кладу на стол служебную карточку с номером счёта. Клим, не глядя на карту, кивает бледной секретарше. Мне её уже искренне жаль. Как ещё на ногах стоит, бедная. Наверняка медики успокоительное вкололи, но шок-то остался.
— Триста двадцать восемь тысяч, Алёна Ивановна.
Она смотрит на меня, как на чудовище, и выходит деревянной походкой. Возвращается через пять минут. Старательно обошла кровавое море, остановилась передо мной.
— Какой же вы… — тонкие руки дрожат, не кладёт — бросает карту на стол. Дурак твой хозяин, девочка. Всем проблемы создал. У меня такие планы на отпуск сорваться могут…
— Благодарю, — карту во внутренний карман и набрать номер депозита. Клим отвернулся, на его скулах нервно ходят желваки, левое веко заметно дёргается. Это он ещё про камеру не знает.
— Юленька, это Алексей Донников. Проверь поступление на счёт, пожалуйста. Должно быть триста двадцать восемь тысяч от Клима Ворошилова.
Пока на том конце щёлкают кнопки, Клим нервно тискает платок.
— Да, поступили, — отзывается наша красавица.
— Спасибо, Юль.
За спиной тихо всхлипывает секретарша, а из приёмной слышны тяжёлые шаги нескольких человек и обрывистые фразы разговора.
Адвокат и особисты прибыли.
— Здравствуйте, господа. Алексей Витальевич, снова вы. И снова огнестрел. Ваш начальник сказал, что двое тяжелораненых. Где они?
Утопить окурок в пепельнице, встать навстречу и протянуть руку.
— Здравствуйте, Семён Михайлович. Раненых увезли.
— Очки и оружие, — худощавый особист энергично жмёт мне руку и тут же разворачивает сухую жёсткую ладонь вверх. В отличие от меня, всё по уставу: китель и брюки идеальны, все нашивки и шевроны на месте, хоть сейчас на доску почёта. Но при виде извлечённого из кобуры «УД» взгляд Семёна сразу мрачнеет.
— Из табельного не судьба была?
— Под руку попался.
Семён хмыкнул, его помощник забирает у меня «УД» — упаковать в пластик. «Узи» уже убраны в такие же мешки. Эксперты выколупывают пули из стены, берут кровь из лужи на анализ. Вещдоки. Снимаю очки, протягиваю Семёну.
Особист снова хмыкает и останавливает запись.