— Вам тяжело говорить?
— Что?
— Вам тяжело говорить? — повторяет мар Оумер медленнее.
— Нет.
— Хорошо. Хотите пить?
Юдей глубоко вздыхает, прислушивается к себе.
— Да.
— Тогда сейчас я налью стакан воды, сниму ремни и дам его вам. Хорошо?
— Хорошо.
Он двигается мягко и быстро, с опасной грацией хищника, хотя в первую секунду Юдей кажется, что обладатель такого массивного тела обязательно должен быть неуклюжим. Широкие плечи, длинные руки. Гость постоянно остаётся в тени, так что рассмотреть его как следует не удаётся. Тогда Юдей закрывает глаза и принюхивается. Обострившееся обоняние тут же вычленяет лёгкий след пота и духов медсестры, какой-то яркий химический запах, исходящий от белья и одежды, призрачный кисловатый аромат инъекции, сырой штукатурки, сухой дух дерева. Хэш Оумер будто бы не пахнет вовсе.
«Но ведь это невозможно».
— Пожалуйста, не открывайте глаза. Прошу.
Юдей подчиняется, чувствуя, как ослабевает давление на ногах, потом выше — на бёдрах, на поясе, груди, обеих руках и, наконец, шее. Ей тут же хочется открыть глаза и поблагодарить спасителя, но что-то удерживает. Будто в словах гостя скрывался гипнотический приказ.
«Свой», — думает Юдей, и тут же понимает, что эта мысль принадлежит не ей, а кому-то другому. Тому, у кого ещё не нет своего голоса в её голове. Юдей напрягается, ёрзает и всё-таки открывает глаза.
Хэш Оумер стоит рядом с кроватью, держит стакан, наполненный до краёв. Он выше, чем Юдей представляла, но поражает её совсем не это. Хэш не человек.
Кожа на его лице и руках иссиня-чёрная и, как будто, матовая. Цвет настолько неестественный, что больше походит на грим.
«Но зачем…»
— Слишком рано, гэвэрэт Морав. Торопливость может вас погубить, — говорит он, протягивая стакан. — Держите. Лучше левой. Правая сильно повреждена и до сих пор не восстановилась.
Юдей пытается взять стакан, но едва-едва отрывает руку от покрывала. В носу щипет. Хэш склоняется над кроватью, бережно просовывает руку под плечи женщины и приподнимает её. Второй он подносит стакан к губам. Юдей пьёт жадно, так что даже не сразу замечает, что вода — ледяная. Кашель не заставляет себя долго ждать, но у пациентки хватает сил повернуть голову в сторону от посетителя.
— Торопливость, помните? — напоминает Хэш, садясь рядом. Он даёт Юдей спокойно откашляться, бесстрастно наблюдая за ней.
Вблизи Юдей удаётся разглядеть больше. Оказывается, всё это время гость скрывается глаза за большими круглыми очками, похожими на те, что носят авиаторы. Затемнённое стекло не пропускает свет. Очки скрывают не только глаза, но и внушительную часть лба. Другое дело — нос. Широкий и будто слегка приплюснутый, от чего Юдей находит в чертах гостя сходство с амфибией. Большие губы чуть светлее оттенком, чем кожа. Мысль о том, что Хэш, зачем-то, наложил на себя грим не покидает Юдей ни на секунду.
— Интересно, — говорит он. В его голосе почти нет интонаций. Вспоминаются фантастические истории об автоматонах, которые мыслят, но не испытывают чувств.
— Что вам интересно? — спрашивает она. Голос дрожит, так что получается немного визгливо. Юдей морщится.
— Ваше лицо. От сапранжи вам достались глаза и цвет кожи, но нос, губы, лоб как у чистокровного закатника. Ваша мать родом из Западной Великой империи?
— Д… да.
— Интересное сочетание. Думаю, вы уникальны, гэвэрэт Морав.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Вам стало лучше?
— От воды?
Хэш молчит. Юдей чувствует, что он смотрит ей прямо в глаза, но из-за очков не может понять, так ли это на самом деле.