Юдей видит небо. Оно раскидывается прямо за стенами комнаты, подбирается к ней и готовится поглотить в один присест. Всех людей внутри. Сплошной бастион туч образовывает второй горизонт параллельно первому, и между двумя линиями облака рисуют таинственный узор. Они пытаются что-то сказать, но Юдей не понимает их. Она отворачивается и смотрит внутрь комнаты.
Распластанное на хирургическом столе тело кажется Юдей незнакомым. Да оно совсем не походит на живое существо: истекающее кровью, изломанное чудовищным процессом, который до конца не понятен никому из присутствующих — как оно может быть вместилищем живой души?
«Это я? Нет! Не может…» — думает Юдей, но её непреодолимо тянет к этому обезображенному куску мяса. Она вяло сопротивляется, поворачивается обратно к небу, но оно уже исчезает, растворяется в черноте. Юдей вновь смотрит на тело…
… и открывает глаза.
— П… получилось? Доктор?
— Пик пройден, а дальше… На всё воля Элоима.
— Она в сознании?
— Нет, это рефлекс. Сестра, палата для гэвэрэт Морав готова?
— Да.
— Вымыть, переодеть и установить круглосуточное наблюдение. Сообщать о малейших изменениях в состоянии. Посторонние, пожалуйста, покиньте операционную. Мар Ипор, кажется, вы хотели прояснить какой-то вопрос?
Халаты, измазанные кровью и вязкой чёрной жижей, аккуратно снимают и бросают в подготовленное высокое ведро с плотной крышкой. Две медсестры, в толстых перчатках и защитных масках, приносят большие тазы с тёплой водой и осторожно, но быстро обмывают пациентку.
Юдей Морав больше напоминает впопыхах сшитую куклу, чем живого человека. Всего за несколько часов она потеряла столько телесных жидкостей, что должна бы испустить дух, но её грудь медленно поднимается и опускается, а глаза, стоит приподнять веко, реагируют на свет.
— Ну что, выкарабкается, бедняжка? — спрашивает одна медсестра другую, когда операционная пустеет.
— Может и выкарабкается, — отвечает вторая, пожав плечами. — Но ничего хорошего её не ждёт. Лучше б померла.
>>>
Кто-то рядом.
Она чувствует это кожей, как будто существо посылает невидимые сигналы. Мышцы напрягаются, пальцы под тонким одеялом сжимают простынь в комок, слух обостряется. Юдей «видит» комнату, каждую вибрацию, исходящую от движения. Стоит незнакомцу приблизиться и она бросается на него.
— Тише, тише, — слышит она, открывая глаза. Рядом с кроватью женщина в тёмно-зелёной форме медсестры: блуза с узким рукавом, широкая длинная юбка, белый фартук. Светлые волосы собраны в пучок и прикрыты шапочкой.
— Кто вы? — спрашивает Юдей. — Где я? Что это?!
Всё тело пациентки перехвачено широкими кожаными ремнями. Изнутри они подбиты войлоком, потому кожу не натирают, хотя затянуты туго.
— Давайте по-порядку, хорошо? — предлагает медсестра, мягко улыбаясь. — Вы были сильно ранены и вас доставили в госпиталь. Некоторое время вы пробыли без сознания. Ремни нужны на случай дискинезии. Теперь я задам несколько вопросов. Как вас зовут? Какой сейчас год?
— Госпиталь? Что за госпиталь?! Мы… как я сюда попала?! Отвяжите меня!
Юдей дёргается один раз, второй. Сильная боль в руке заставляет её зажмуриться. Она замирает настороженным зверьком и смотрит на медсестру, не скрывая подозрений, но бросив всякие попытки освободиться.
— У вас… у вас могут быть провалы в памяти. Я позову доктора, как только мы закончим. Пожалуйста, скажите как вас зовут.
— Юдей, — чеканит пациентка, но запинается на фамилии. — М… К… Монраф?
Разворошённая дикарями библиотека — вот чем обращается память женщины, привязанной к кушетке. Привыкший к порядку мозг вслепую шарит в горах воспоминаний, пытаясь выудить ответы на вопросы.
— Я не помню год, — шепчет Юдей и на глазах появляются слёзы. — Я не помню какой сейчас год! Пожалуйста, отвяжите меня. Отпустите домой. Я никому не скажу, что была здесь.
— Гэвэрэт Морав, прошу вас, — медсестра садится на кровать, берёт ладонь пациентки в свою, — успокойтесь. Вам не нужно бояться, всё позади. Память обязательно восстановится. Амнезия и спутанность — самые безобидные последствия операции. Сейчас тысяча девятьсот десятый. Что последнее вы помните?
Всплывающие в голове картины иногда чёткие, а иногда размытые, но Юдей не может сказать, где реальность, а где попытка заменить утраченное выдумкой. Она отчётливо помнит замок в горах, на удивление хорошо сохранившийся, и, вместе с тем, смутно припоминает тёмно-бежевый фасад с массивной лестницей, обрамляющей фонтан. Что из этого Университет, а что — Унтаглейская крепость Юдей сказать не может.
— Что со мной случилось? — звенящим голосом спрашивает она. — Я упала? Поранилась? У меня сильно болит рука. И что это за госпиталь?