Чёрные образования растут, судя по всему, прямо из кости. Юдей помнит их острыми, но сейчас они напоминают плоские кольца — любимое украшение восходников, обитателей Восточной Великой империи. Только там предпочитают золото и серебро. Полированные пластины закрывают фаланги пальцев целиком, ограничивая носителя в движениях. Глупая демонстрация статуса.
Поставив стакан на пол, Юдей осторожно трогает наросты. Поверхность холодная и твёрдая. По ощущению — камень. Но вместе с тем, она чувствует прикосновение, как будто бы водит пальцами по собственной коже.
«Как такое возможно?» — лениво перекатываются мысли.
Возвращается медсестра, отдаёт уже заправленное одеяло и подушки пациентке, а сама идёт к кровати, переворачивает матрас и застилает его.
— Сейчас вернусь с водой и сполосну вас, — говорит медсестра, направляясь к двери.
— Сто… стойте, — просит Юдей. — Не… не надо. Я и сама.
— Простите, гэвэрэт Морав, но я вас до душевой не донесу. К тому же, вам нельзя напрягаться, а мы, похоже, уже выполнили сегодняшнюю норму физических нагрузок. Не волнуйтесь, пожалуйста.
Юдей хочет сказать что-то ещё, но медсестра её не слушает. Возвращается она минут через десять, с большим тазом, губкой и чистой пижамой.
— Вам удобно?
— Да, вполне.
— Тогда давайте помогу раздеться.
Юдей отрешённо даёт медсестре снять с себя одежду. Странно, но в больнице происходящее будто бы искажается в кривом зеркале: когда тебя раздевают, чувствуешь, как минимум, лёгкое возбуждение или вспоминаешь эпизоды из раннего детства. В стенах же, пропахших лекарствами и дезинфицирующими средствами, те же самые действия не вызывают никакой реакции. Не стыда, ни содрогания. Да, я не могу сейчас сделать этого сам, так что помогите мне, пожалуйста. То же самое с кормлением неподвижных больных. Юдей никогда не думала, что будет испытывать, если вдруг окажется в больнице и будет не в состоянии обслужить себя. Быть может, конечно, что-то в ней сломалось, но пока медсестра стягивает прилипающую к коже дурно пахнущую пижаму, женщина проваливает в эмоциональную пустоту, безвоздушную зону, в которой нет не то что мыслей, но даже и намёка на переживания.
Прикосновения губкой, мягкие, но настойчивые, вырывают её из небытия, но думает она совсем не о себе, своём внешнем виде или медсестре, а о словах гиганта. О том, что она больше не человек.
«Из-за вот этих штук на пальцах?» — думает Юдей.
— А Хэш… Хэш Оумер сейчас здесь? — спрашивает она. Медсестра замирает, как будто пациентка надавила на больное место, но тут же возвращается к работе.
— Что вы имеете ввиду?
— Ну… он здесь? В СЛИМе, да?
— Простите, гэвэрэт Морав, но всё, что касается мара…
— Я просто хочу извиниться, — устало перебивает медсестру Юдей. — Просто извиниться. Больше ничего.
Тишину палаты нарушает только плеск воды в тазу, стук капель о каменный пол. Медсестра молчит и пациентка тоже.
— Простите, но я правда не могу вам сказать, — неожиданно говорит она и Юдей вздрагивает. Поднимает голову и смотрит женщине в глаза.
— Так приведите того, кто может, — холодно бросает она. Медсестра отводит взгляд и хмурится. Внутри Юдей бушует ураган. Почему она… так разговаривает с этой женщиной? Она ведь не сделала ей ничего плохого. Откуда этот тон и эта надменность, так похожая на…
«Ты не она!»
Чтобы отвлечься, Юдей вновь пускает взгляд прогуляться по скудному интерьеру палаты. Над кроватью она с удивлением замечает большое прямоугольное зеркало, больше напоминающее окно.
«Оно было там всё время? — думает женщина. — Конечно да, не могло же оно появиться только что».
>>>
— Она же нас не видит? — спрашивает Реза, когда взгляд Юдей Морав упирается в зеркало. Хак хмыкает в ответ, продолжая наблюдать за девчонкой.
«Что-то в ней есть», — думает она, и эта мысль, одновременно приятна и пугает. Тот вид предвкушения, когда видишь перед собой подарки и готовишься их открыть. Хак давно не получала подарков, если не считать неприятные повороты судьбы, вроде чудовищной формы артрита, который прямо сейчас превращает её суставы в ноющие очаги боли. Доктора пробуют найти лекарство, но охотница не питает иллюзий.
«Пара лет, может быть пять, — выдал прогноз главврач госпиталя. — Это при условии, что мои экспериментальные препараты сработают как нужно. Без лечения — максимум год».
Хак никому не рассказывает о строго очерченном сроке, да и кому ей открываться? Конечно, Хэш бы её выслушал, а потом весь извёлся, пытаясь придумать способ спасти её от неизбежного. Он всегда был таким, с самого первого дня, только тогда никто этого не понял кроме неё. Потому она и смогла пробиться сквозь толстую стену отчуждения, которую мальчишка из другого мира выстроил между собой и людьми. И будь хоть какой-то шанс, она бы воспользовалась упёртостью Хэша, но то, что сжирает её родом не из Хаолама. Вряд ли по этому миру бродит ещё один мутант, хлебнувший лимфы кизеримов.