— Откуда ты здесь? — спрашивает он одними губами. Конечно, ребёнок не может его слышать, а если бы и мог, то вряд ли бы понял язык из другого мира, но вместо того, чтобы продолжить лопотать, или вновь захныкать, он прижимается к шлему лбом, упирается в него обеими ладошками и смотрит внутрь. Вспыхнувшее видение чуть не заставляет Йонима вновь упасть, он чудом удерживается на ногах. Лишь много позже первопроходец поймёт то, что показал ему мальчик, но в тот момент его пронзают волны страха и он бросается бежать.
Кустарник отступает, но всё более неохотно. Несмотря на тряску, мальчик в руках мужчины клюёт носом. Когда показывается нечто, похожее на утоптанную дорогу, Йоним прибавляет ходу, пусть его лёгкие и готовы вспыхнуть. Последние метры он преодолевает, надеясь, что костюм выдержит атаку плотных ветвей.
Йоним вываливается на лиловую траву. Мальчика он прижимает к груди, чтобы твари до него не дотянулись. Ребёнок беззаботно свернулся калачиком и спит, будто бы его жизни теперь ничего не угрожает. Самое время перевести дух и подумать, что делать дальше, но времени на отдых нет. Ему нужно добраться до безопасного места, а единственное известное ему — очень далеко. В другом мире.
«Кхалон», — повторяет про себя Йоним, медленно поднимаясь. Перед ним раскинулась долина, но чужеродная красота больше не притягивает взгляд. Импульс гонит его, подстёгивает изнутри, словно обезумевший кучер надсадно хрипящую лошадь, и противиться ему невозможно. Стоит только допустить мысль о том, чтобы остановиться и всё обдумать, как тут же накатывает ноющая боль. Потому мужчина идёт. Он переставляет ноги, хотя думает, что больше не сможет. Высматривает холм, хотя перед глазами всё плывёт.
«Мне… нужно… кхалон», — мысли повторяются, каждый раз искажаясь всё больше, словно на пластинке с дефектом. Кхалон — ответ, спасение, отдых. Он превращается в смысл жизни Йонима и тот забывает обо всём, кроме серебристого фантома окна и мальчика.
Нужно идти, чтобы спасти ребёнка. И он идёт.
>>>
— Ты ведь почти изжарил мой мозг, — говорит Йоним. После такой долгой паузы, что любой другой давно бы ушёл, но Хэш продолжает сидеть в кресле и смотреть в окно. Он не читает мысли старика, просто чувствует отдельные эманации на уровне ощущений, воспринимает их автоматически, как хорошо настроенное радио. Эту связь никому не под силу разорвать.
— Защитная реакция. Я до сих пор не знаю, как оно работает, ты же знаешь.
— Знаю, Хэш. Но истории это не меняет.
— Да, не меняет.
Они оба виновны без вины. И теперь, спустя столько лет, прошлое настигает их, заставляет вспомнить не только события, но и былые обиды.
Хэшу рассказывали о том, что происходило с Йонимом после того, как он вернулся. Вывалился из кхалона, скрючившись и едва дыша. Подоспевшие медики ожидали увидеть что угодно, кроме годовалого обитателя мэвра, разумного и очень похожего на человека. Конечно, их разделили: выжившего отправили в лазарет, приходить в себя, а младенца, у которого тогда ещё даже не было имени, заперли в исследовательской камере и наблюдали, разрабатывая систему общения.
Просыпаясь, Йоним бился в страшных судорогах и требовал вернуть ему ребёнка, но делал это на языке, которого никто не понимал, похожего на сочетание свистящих и щёлкающих звуков, в котором тяжело было разобрать не то что слова, а язык в принципе. Мальчик же наоборот, будто впал в анабиоз: он почти не двигался, всё время спал или делал вид что спит. Из всего предложенного, он пил только воду, да и то изредка. Так продолжалось около недели, пока, в качестве эксперимента, путешественника и коренного жителя мэвра не попробовали воссоединить. Состояния обоих пришло в норму за пару часов. К тому же, мальчик явно понимал своего названного отца, а Йоним мог переводить то немногое, что рассказывал ему мэврианский туземец.
— Я приношу свои из…
— Не стоит, Хэш, мой мальчик, — останавливает ректор и смотрит на гиганта. — Ты просто хотел жить, как и я. Нам повезло встретить друг друга в тот момент. Что же до сегодняшнего дня…
— Ты можешь меня отпустить.
— Куда?
— В мэвр. Я бы отправился в свою собственную экспедицию, может быть, нашёл бы родных и… наладил контакт. Я вернусь, ты же знаешь.
— Да. Но я не могу тебя отпустить. Мэвр опасен.
— Для людей.
— И для тебя тоже. Теперь — да. Ты слишком долго пробыл среди нас, мы вырастили тебя. Страшно подумать… тридцать лет. То, что оберегало тебя тогда, давно пропало.
— Или нет…
— Хэш, ты знаешь, я не могу тебя отпустить. Не сейчас. Когда кизеримы активизировались пуще прежнего. Нас некому защитить.
— Я обучу новенькую. Юдей.
— Ей всё равно не сравниться с тобой. Никому не сравниться.
Хэш редко проявляет чувства. Многие считают, что это из-за того, что он их не испытывает вовсе, но Йоним знает, что гигант мало кому доверяет, потому предпочитает не высовываться. Филин научился вычислять порывы Хэша по мельчайшим движениям, едва заметным оттенкам голоса.
— Значит ты можешь рисковать моей жизнью тут. Но не хочешь, чтобы я отыскал родных. Боишься, что я останусь с ними.
— Нет.
— Боишься, что предпочту свой народ вашему?