Через несколько минут два всадника промчались через ворота и повернули на юг, к чернеющему на горизонте столбу дыма.
Николай не оглядывался. Не потому что примета плохая, нет. Просто не было сил смотреть в глаза женщине, снова провожающей мужа на войну.
* * *
Над Змеиным фортом стелился дым пожарища. Догорали остатки смотровой башни, и площадка. Навесы и столы уже давным-давно прогорели и превратились в пепел. Рогатки по периметру форта были разрублены на куски и разбросаны по полю. В пепелище виднелся покореженный ствол ружья с обломком игольчатого штыка и переломленная пополам сабля.
У южного вала, привалившись к земляной насыпи спиной, лежал растерзанный Уж. Обнаженный торс располосован глубокими багровыми рубцами, в груди две обугленные кровавые раны от какого-то совсем крупного калибра.
Николай вертел головой по сторонам, оглядываясь. Правая рука покоилась на лежащем поперек седла пистоле.
Роман спрыгнул с коня и мягкими шажками заскользил по руинам, изучая следы произошедшего.
— Странную позицию этот парень выбрал. Почему принял бой прямо по центру вала? Можно ж было отойти вон туда, к угловой флеши. Там хоть как-то были бы бока прикрыты. Что-то эти ваши картонки не особо умные, как я погляжу.
Николай спешился, подошел к погибшему Ужу и, опустившись на корточки, закрыл ему глаза. Повернулся к Ромке и глухо ответил:
— Его звали Уж. И он все правильно сделал с выбором позиции. Просто надо понимать, что именно он защищал.
Ромка вопросительно выгнул бровь и Николай пояснил:
— Там, в углу, он бы защищал свою жизнь. Вон там, у постамента — защищал бы флаг. А он выбрал другое.
С этими словами Николай подхватил тело стрельца под мышки и с заметным усилием оттащил в сторону. За его спиной в земляном валу обнаружилась небольшая нора. Из-под расстеленного на полу ватного халата блестели две пары испуганных щенячьих глаз.
— Он защищал вот их. И позицию выбрал так, чтобы когда его убьют — своим телом закрыть нору. Он слышал, что зороастрийцы не сжигают трупы врагов, не хоронят их в земле, а оставляют на растерзание хищным птицам. Он знал, что его тело, скорее всего, не будут никуда оттаскивать. А, значит, если правильно упасть — то нору никто не обнаружит.
Ромка хмыкнул и поднял с земли какую-то грязную обгорелую тряпку.
— Тогда понятно. Вон, и пояс с перевязью скинул. Чтобы трофейщики видели что с тела взять нечего и не принялись обыскивать. А когда рубаху и сапоги скинуть успел?
— Он тут целыми днями укрепления копал, с утра до ночи. Вот и работал в одних штанах. А вещи хранил где-то там, в палатках. Ужа себе на кафтане вышил. Сам, своими руками. А перед этим долго выспрашивал у нас с Пахомом — что за зверь такой уж и как он выглядит. Так-то вроде лицо как у истукана каменного. А поди ж ты. Внутри какие-то мысли были, желания… — Николай в сердцах рубанул воздух ладонью и добавил с горечью — У него была душа, Ромка. Не из кристалла, с того мира вытащенная, а своя собственная.
Ромка выглянул за вал и спрыгнул в ров.
— Смотрите, дядя Николай! Лопату Ужа жечь не стали!
Николай поднялся, отряхнул колени, вскочил на вал и протянул руку.
— Давай сюда. И это… щенят покорми. Помню, ты маленький был — любил в гарнизоне со всякой живностью возиться.
Взял у Ромки лопату и пошел к восточной части редута, туда, где уже стояли два могильных креста.
Вскоре над могилой Ужа водрузили связанный из обломков рогаток крест.
Громко хлопая крыльями на черенок воткнутой в землю лопаты приземлился сокол. Николай отвязал от лапы свернутое в рулончик послание от боярина, пробежал его глазами, достал блокнот и принялся писать ответ.
Картина произошедшего здесь боя была примерно ясна. Прилетел ковер-самолет и начал кружить над фортом. Уж в это время углублял ров. Он, конечно, иногда оглядывал окрестности, о чем свидетельствовали следы на гребне вала, но атаки с неба совершенно не ожидал. Спохватился только когда с ковра спрыгнула пара евнухов. То, что это были именно евнухи, Роман установил по следам их ног. Не башмаки пехотинцев, не сапоги конных, а именно мягкие тапочки с загнутыми носами. И глубоко вдавленные следы, какие может оставить лишь тучный человек массой за сотню килограмм.
Ужа застали врасплох, но он успел принять решение, занять позицию для стрельбы стоя у щенячьей норы и вступить в бой. Выстрелил из ружья. Скорее всего — промахнулся. Попытался атаковать штыком, но был сбит с ног ударами огненных плетей, а потом добит выстрелом в грудь из какого-то большого пистолета.
Прибывшие на ковре потратили на уничтожение форта где-то четверть часа, вряд ли больше. Просто поломали все что могли поломать, наспех свалили все в кучу и подожгли несколькими ударами огненных плетей. Флагшток нападающие срубили, флаг забрали с собой.
Николай задумчиво покрутил карандаш между пальцев.
— Какая-то бестолковая атака, не находишь? Ну прилетели, ну пожгли. А где отряд, чью атаку поддерживали с ковра? Какой практический результат у этого налета?
— Это политика, дядя Николай. Один из визирей, который принимал участие в первом штурме форта доложил, что он одержал здесь победу. Ну или нанес немалый ущерб, что-то в этом духе. А в это время погиб один из визирей у того прорыва, с волшебниками. Начались дрязги за вакантную мантию. Вот, видимо, евнухи и решили узнать что да как. Теперь у них есть и трофей с крепости, и компромат на одного из визирей.