Человек невесело усмехнулся. Сегодня отряд встретился с необычным противником. Согбенный старец в синем балахоне с прикрытием из нескольких средневекового вида лучников и мечников вышел против ’бессмертных’ Первого Визиря. И был очень близок к тому, чтобы победить. Никто из воинов не ожидал, что тщедушного вида дед станет пускать молнии из рук, сжигая заживо целые линии ’бессмертных’. После такого зрелища тяжко удержаться от молитвы.
Хотя человек в тот момент не молился. Когда старец швырял молнии — человек сквернословил. Обильно и заковыристо, на нескольких языках сразу. И целился. Старец оказался из плоти и крови, на пулю в грудь отреагировал так же, как и любой другой смертный.
Это был очень, очень хороший выстрел. Со ста шагов, с непривычного оружия… отчим бы наверняка похвалил. Хотя, если быть до конца откровенным, в таком выстреле качество оружия гораздо важнее, чем мастерство стрелка. Все-таки награда, полученная из рук шаха был чудо как хороша: капсюльный драгунский револьвер, продуманный и доведенный до ума настоящим мастером. Длинный ствол доброй выделки и отличной стали, удобная рукоять, добротно пригнанные детали, да впридачу еще и коробочка с идеально откалиброванными коническими пулями. Человек тогда не удержался и выпустил весь барабан, разогнав также выкрашенных в зеленое мечников, прикрывавших старца.
После гибели метателя молний противник дрогнул и принялся отступать. Отряд начал было занимать оставленные противником позиции, как вдруг случилось непредвиденное. Погиб Первый Визирь. Старший десятник тут же отдал приказ прекратить преследование и начать искать того лучника в зеленых одеждах, который, по его словам, со ста шагов поразил Первого Визиря прямо в сердце.
Ага, как же. Стрелой, со ста шагов… Человек был достаточно далеко от места событий, потому не мог видеть все в подробностях, но его насторожило, как старший десятник перехватил управление отрядом. И как люди из его десятка принялись перекраивать работу групп других десятников. Кто его знает, вдруг и его сейчас поразит в самое сердце неизвестный лучник со ста шагов?
Инстинкты опытного памирского басмача забили тревогу. Возникло подозрение что тому, кто претендует на освободившееся место Визиря совсем не нужен человек, у которого в руках наградной револьвер. Во время боя бойцы отряда имели возможность увидеть и оценить характерные украшения на рукояти, а потом и боевые возможности этого оружия. А там, глядишь, кто-нибудь из простых воинов вспомнит, что именно совершил человек, чтобы получить такое оружие. Да еще с такими украшениями, которые прямо говорят, что это подарок лично из рук шаха. А потом кто-нибудь простодушно ляпнет при всех свои домыслы до того как остальные десятники согласятся принять над собой нового командира.
К тому же с запада пришли остатки группы Третьего Визиря, полтора десятка человек. Говорят, они там осадили крепость северян и серьезно ее повредили. Сам Третий Визирь отбыл в дворец шаха с докладом и грузом кристаллов, а его отряд прибыл сюда, на поддержку.
Поэтому человек увел свою группу в сторону. Пусть неизвестный лучник творит чудеса с кем-нибудь другим. Эту грозовую ночь лучше пережить в каком-нибудь крайне необходимом дозоре, подальше от развернувшийся грызни за освободившуюся мантию Визиря.
Все равно не получится ничего объяснить. И что этот револьвер он получил только вчера, как и пятерку только что призванных воинов в свое подчинение. И что он не имеет никакого веса в придворных интригах, он всего лишь простой боец. Ну да, отличившийся при штурме цитадели владетеля Сонга, но — обычный боец.
Да и объяснять что-то в такой обстановке — лишь показывать свою слабость. А, значит, увеличивать шансы на понижение своего статуса в иерархии отряда. Или — в худшем случае — на выстрел неуловимого лучника. Ведь бой был тяжелым, а шторм мешает собрать и пересчитать всех павших, своих и чужих. Так что сколько воинов погибло станет известно только утром. Когда новый командир группы окончательно утвердит свою власть.
— Так, значит, ты и есть Одам Аз-Шимол? — спросил его вчера шах.
— Да, повелитель — как положено по ритуалу, человек встал на колени, склонился и коснулся лбом пола.
— Мы довольны тобой, Одам Аз-Шимол. Проси награду, какую пожелаешь, — так же по ритуалу продолжил шах.
— Мне не надо другой награды кроме возможности служить вам, повелитель! — отвечал человек.
Шах довольно улыбнулся. Он понял, что его визири научили этого пришлого как правильно говорить. Это означало, что пришлый каким-то образом смог расположить к себе все это змеиное кубло. Или хотя бы нескольких из них.
— Я награжу тебя службой, Одам Аз-Шимол.
Мышцы забугрились на его мощном теле, когда он поднялся во весь свой двухметровый рост. Богато украшенный револьвер и коробочка с припасами перекочевали со столика у трона на ковер перед головой распластавшегося в поклоне человека.
— Возьми. Теперь это твое.
— Благодарю, повелитель.
Так у него оказался этот револьвер. Интересно, случайно ли шах выбрал именно такой подарок? Знал ли шах, что человек с детства питает слабость именно к револьверам?
Задним умом все крепки. Сейчас, прячась в овражке от ненужного внимания, человек думал, что надо было попробовать снять синего старца из стандартного для ’бессмертных’ колесцового пистоля. Тогда бы и проблем таких не было бы. Если бы попал, конечно. А если бы промахнулся — то и волноваться не за что. Ударил бы старец молнией по его группе — и все, причин для волнений больше нет.
Человек аккуратно сполз по краю оврага к своим людям, забрался под навес и взял свою долю пищи. Вслед за ним за своими порциями потянулись и остальные. Здесь так заведено. Начать есть раньше командира — значит ставить под сомнение его статус. А это уже первый признак неповиновения. Такие вещи тут принято давить сразу и с максимальной жестокостью.
Да уж. А вот в ту грозовую ночь там, на севере, когда он только осознал себя — человек приготовил пищу на весь отряд. И ел последним, когда убедился что горячего хватает на всех. Так было принято в эскадроне его отчима: если ты командир, то будь любезен, сначала накорми людей. Потому как если ты сытый, а твои люди голодные — то это уже не твои люди. Хотя может быть, именно поэтому никто из тех мокрых истуканов и не последовал за ним на юг. Человек позаботился о них, а они сочли его ниже себя и не приняли его командования. Кто знает…
Поужинав, человек зарядил свой пистоль, взвел рычагом колесцо и укрыл замок от дождя просаленной тряпкой. А вот с револьвером такой фокус не пройдет. Слишком много отверстий, куда может попасть вода. Потому укрыть заряды от влаги не получится. Вот если бы заряд был упакован полностью в металлическую гильзу, как у англичан во время той войны в эмирате… Эх, мечты, мечты! Но на всякий случай человек снарядил оба барабана — и основной, и запасной — и спрятал их в поясной сумке. Не только же на пару кинжалов полагаться в случае боя в непогоду. Еще бы при случае нормальной саблей разжиться…
Небо разрезала ветвистая молния, на мгновенье осветив все вокруг. По ушам вдарил близкий раскат грома. Человек поднял голову и задумчиво посмотрел наверх, на край оврага.
— Что-то не так? — спросил один из его бойцов.
— Ничего. Просто дурное предчувствие. Оружие все почистили? У всех заряжено? — спросил у дружно жующих воинов. Получив утвердительные кивки, он встал и вышел из-под навеса прямо под ливень.
Чавкая башмаками по весело бегущим потокам грязной воды, человек аккуратно поднялся по склону к своему наблюдательному пункту в густой траве.
Со стороны лагеря, укрыв лица капюшонами плащей от густых струй дождя, чуть согнувшись, брели три воина. Судя по мелькнувшей в свете молнии серебристой кольчуге и серебряной же вязи на ножнах сабли — это тот самый старший десятник из отряда Первого Визиря. А вот со стороны пролома… Человек повернул голову и посмотрел на восток. Шторм наотмашь ударил его по лицу, сорвав с головы капюшон. Сквозь узкую прореху в сплошной туманной завесе ветер бил сплошным потоком, швыряя в лицо не только крупные капли дождя, но и частички песка, листья и прочий мусор. Встречные потоки воздуха создавали вихри из воды и грязи, шквальный ветер волнами раскачивал мокрую степную траву. Неопытный наблюдатель мог бы сразу и не разглядеть в этом буйстве стихии спины странных существ, на четвереньках бегущих в сторону лагеря.
— Тревога!