Пахом выдержал взгляд и развел руками:
— Может, и толковый. Да только вот… как бы так сказать, чтоб никого не обидеть. Порывистый он какой-то. Чуть ему новость скажешь — так он сразу все планы переделывает и заново указания раздает, а что давеча говорил — про то и не вспоминает даже. И отчета не спрашивает. Вот, к примеру, ты собирался ночью битых южан настигнуть. А он все вдруг раз — и переиначил. Давайте, говорит, сопровождайте бычка твоего красноглазого. Чтобы, значит, не обидели его ненароком. Не, я все понимаю, скормить монстру чужой алтарь — идея замечательная. Только вот не слишком ли завиральная, а? Вот прямо так они и позволят туманом их поселение накрыть, ага.
— А ты, как я посмотрю, опять недоволен? Может, чего получше предложишь?
— А ты на меня-то не перекладывай, ротмистр. Ты мне порядок организуй. Чтобы, значит, я четко знал что я делаю сегодня, а что — завтра. И чтобы мог планы строить, да снаряжение какое нужно под себя собирать. Это вон их — Пахом мотнул головой на юг — много, они могут себе позволить бестолковщиной заниматься. А нас — раз-два и обчелся.
— Будет и побольше.
— И бардака тоже будет побольше, помяни мое слово.
Николай усмехнулся:
— Теперь понятно, как ты в егеря попал. Болтаешь много. Тебе самое место где-нибудь на границе, в далеком дозоре да поближе к подвигам. В столице бы тебе каждый день плетей выписывали.
— А пусть даже и так! — вскинулся было Пахом, но Николай остановил его взмахом руки.
— Слушай мою команду. Преследование прекратить. Поставим тебя, Зиновия и стрельцов на сопровождение монстра. Задача — обеспечить безопасную дневку и спокойное ночное продвижение нашего Подвоха на юг, к столице южан. Отряд у вас маленький, потому прояви свою егерскую смекалку. Случись что — не устраивай линейный бой. Замаскируй всех как следует, не маячь в чистом поле. Бей наверняка и отскакивай. Справишься?
Пахом смахнул с лица недовольное выражение, подобрался и серьезно ответил:
— Сделаем. Не впервой. А ты не с нами, Викторыч?
— Не. Я туда, на восток, к этому новому прорыву, — Николай мотнул головой в сторону далеких грозовых туч — Посмотрю что да как. У Сердара легкие ноги, обернусь быстро. А случись что — вынесет. Зиновий! Ты вроде в собаках хорошо понимаешь? Киргизские тобеты вроде же привычные к долгим степным переходам, верно? Попросишь Льдинку со мной сходить?
* * *
К полудню Змеиный форт опустел. Боярин отправился в острог вместе с телегой, запряженной трофейным конем-картонкой, на которой один из охотников и раненый стрелец погрузили последнего пленного и гору трофеев. Пахом, Зиновий и пара стрельцов отправились на юг, Николай со Льдинкой и Сердаром ушли на юго-восток, к месту предполагаемого прорыва южан. В форте остался только Уж и щенки. Стрелец, вооружившись лопатой, в гордом одиночестве продолжал возведение форта. Пополнение личного состава боярин обещал ближе к вечеру, если в очередной раз ничего не переменится. Ну а щенки занимались тем, что ели, резвились на теплом солнышке и своим копошением вызывали у Ужа умильную улыбку.
Минотавр Пагида до восхода солнца преодолел больше километра. Призраки по одному выходили из своего туманного сектора и захватывали следующий. Сам Пагида за пределы тумана больше не выходил. Оно и правильно, ни к чему случайному охотнику знать, что его ждет внутри. Всякий опытный собиратель кристаллов привычно рассчитывает встретить паукообразных монстров. Пусть быстрых, пусть с прочной хитиновой броней и острыми каменными лапами-лезвиями, но — пауков. Трехметровый минотавр с двуручным топором будет для них изрядной неожиданностью.
А над сектором, который покинули стражи туман рассеялся. Не от порыва ветра, как после удачной охоты, а просто как-то осел, скукожился и впитался в землю, превратив ее в раскисшую грязную глину без всякого намека на траву.
Неприятность. Если болотный след так и будет идти ровной линией и втыкаться в облако густого тумана — внимательный охотник может заподозрить неладное. Тем более на глине так просто трава не вырастет. А, значит, с ковра-самолета грязно-серая полоса посреди зелено-желтого травяного моря будет отчетливо видна.
Именно по этой причине боярин и приказал сопровождать миграцию призрачного минотавра Пагиды. Мало ли что. Соберется крупный отряд, посмотрят, что этот сектор не соприкасается ни с каким другим, да и войдут в туман все вместе. И победят монстра, на которого потрачен картонный вол и цельный двойной кристалл.
Потому днем у туманного сектора Николай приказал постоянно находиться паре стрельцов. Только не у всех на виду, а в укрытии, которое соорудил Пахом из походной палатки, маскировочных накидок из вымазанных глиной трофейных халатов и пучков местной травы. Палатку приказал разбивать на границе секторов, чтобы перепад цвета растительности максимально скрадывал инородные детали от стороннего наблюдателя. Еще была мысль устроить засаду и подкараулить наблюдателя на ковре-самолете. Заметит он сверху, к примеру, какую-нибудь неровность на местности, подлетит поближе, чтобы присмотреться, а там, глядишь, и на залп нарвется. Так шансов подстрелить его всяко больше, чем если бесцельно палить в небеса.
И еще заметочка в блокнот. Которая уже по счету? Надо что-то делать с ружьями и приводить их все к единому образцу. Фитильные, кремневые, колесцовые замки на разного калибра фузеях да пистолях — это никуда не годится. Нужно сразу добиваться единообразия. Егерь, конечно, раздражает своим панибратством и вечным недовольством, но в главном он прав. Порядка во владениях Андрея Тимофеевича действительно не хватает. Потом, когда население их владений разрастется — проводить реформу будет куда как сложнее. Конечно, в любой момент можно натянуть вожжи и приструнить всю эту вольницу. Чтобы нравы в остроге были не как в сибирских казачьих поселениях, а строго и по часам, будто в Петропавловской крепости. Так-то рычаг давления у боярина есть. Продовольствие-то пока еще только у него. И на еду требуются кристаллы. Потому что цикл воспроизводства еды из зерна и скота еще не налажен, до продовольственной независимости еще жить и жить.
Только вот Николая совсем не грела эта мысль — натянуть вожжи. Потому что он отчетливо помнил свое искушение там, в башне Ледяного Владетеля. Помнил и саблю в своей руке, и то, как пульсировала жилка на беззащитной старческой шее боярина.
Скачи, Сердар. Поиграем со степным ветром. Лихая скачка по бескрайней степи всегда помогает отвлечься от темных мыслей.
* * *
Человек приподнялся на локтях и осмотрел окрестности сквозь густую траву. Здесь, на краю оврага, растительность была повыше чем в степи. Видимо, какое-то время назад тут была лужа или небольшое озерцо, вот трава и вымахала плотнее. А сейчас этот овражек укрывал его отряд и от посторонних глаз, и от шторма.
Справа сквозь пелену дождя проступали очертания наспех поставленных шатров походного лагеря. Прямо же перед ним зияла стометровая прореха в стене тумана, за которой смутно угадывались гнущиеся от порывов ветра деревья.
Прямо над головой громыхала гроза. В небе клубились тяжелые тучи, словно протискиваясь сквозь узкую невидимую щель, и наперегонки неслись на юго-запад, в бескрайние степи. Что интересно, облака над прорехой начали собираться с самого утра, сразу после того как воины пробили туманную завесу на чужую территорию. Но гроза грянула только на закате.
Непростая гроза. Человек видел такую уже в третий раз за неполные две недели. Первая была в ту ночь, когда он только осознал себя в этом мире. Вторая — три дня назад. Тогда группа Четвертого Визиря, в которой числился человек, пробила коридор на территорию ныне поверженного владетеля Сонга. И в тот раз было точно так же: тучи сразу собрались над проломом, но шторм начался с большой задержкой, в сумерках.
Получается, что непогода будет до самого утра. А это значит, что ковер-самолет из дворца сегодня прилететь не сможет. В эту ночь не будет каких-либо срочных указаний шаха, и никто не станет требовать доклад.
Потрепанная в бою пятерка вовсю пользовалась предоставленной передышкой. Поставили навес, разожгли небольшой, но жаркий костер. Сушили промокшие насквозь халаты, чистили и перезаряжали пистоли. Один из воинов аккуратно делил на порции немудреную походную пищу — пресные лепешки и овечий сыр. Еще один держал перед собой широкий пояс, смотрел на костер и молился.