— Ладно вам, полегче, ребята, — сказал я.
— Давай, спать иди, смазка звериная, — прорычал один мне в ответ.
***
Мне особо не спалось. Не каждый день понимаешь, что ты в плену.
Пару раз я выглядывал из-за шкуры. Вид у стражников был уже сонный, и скоро, наверное, должна будет прийти ночная смена. Вот только и мой план побега заранее обречен на провал, со сломанной-то ногой.
Я лег на лежак с твердой уверенностью, что завтра надо будет продолжить думать. Наверняка будет какая-то мелочь, которая поможет найти выход.
Шкуру над входом бесшумно отодвинули, и внутрь скользнула Кара. Я с тревогой поднялся на локте, покосившись на костыль. Блин, оставил слишком далеко.
Я набрал воздуха, собираясь крикнуть. Эта мегера явно…
— Тихо ты, — прошептала она, подсев ко мне и вытаскивая какой-то горшочек.
Она была совсем другая. Решительная, и в то же время напуганная. Обычная женщина, со всем присущим им букетом эмоций.
— Что ты хочешь?
— Не знаю, — она поморщилась, — Но тебе помогу.
Кара протянула руки к моему бинту на ноге, стала бороться с узелком.
— А охрана?
— Спит, Дадаш с ними. Я уйду, он их разбудит, разгон устроит.
Я покосился на проем, закрытый шкурой. Еще и Дадаш тут замешан. Вся эта афера была опасной, и сердце у меня билось, как птица в клетке.
— Что тебе старейшина сказал? Зачем ты здесь? — спросила горянка.
Единственного союзника мне терять не хотелось, и я ответил:
— Хочет, чтобы я обучал вас приемам борьбы.
Она усмехнулась.
— Чушь! Здесь уже был пара таких, как ты, — она оглянулась на шорох с улицы, а потом опять повернулась и зашептала, — Пришельцы из другого мира. Он вас убивает, пытается вернуться обратно, я слышала это…
Ее пальцы ловко разматывали мой бинт.
— Обряд ему надо провести, но он не помнит каких-то мелочей. И каждый раз пробует снова.
Она размотала, с сомнением посмотрела на опухшую ногу с почти черным синяком, а потом опустила руку в горшочек, зачерпнула мазь и стала ее втирать мне в лодыжку.
Я прикусил губу до крови и уперся ладонью в каменную кладку. Другой рукой я сжал солому в лежаке.
— Терпи, это не смертельно, — сказала она, — Старейшина запретил лечить тебя этим, чтобы ты не сбежал.
Она перестала натирать, и еще густо намазала слоем сверху. Затем взяла бинт и стала наматывать, притянув обратно шину из деревянной дощечки.
— Будет больно, но за один час пройдет, это сок тамуса.
— Зачем ты делаешь это? — спросил я, наблюдая за ее руками.
Кара молча мотала бинт, глядя мне в глаза. Особого дружелюбия я там не видел, но и былой вражды уже не было. Она, кажется, и правда не знала, зачем это делает.