Король приказал остановиться.
— Кто будет грабить и жечь — повешу, — тихо произнёс он.
Я поправил пояс с мечом, спешился, бросил поводья кому-то из солдат. Внутри меня бурлила странная смесь ненависти и ностальгии. Я подошёл к двери и постучал по ней кулаком. Дверь была новая.
— Так вы встречаете своего короля?! — рявкнул я на гаэльском.
Внутри послышались шаги, но дверь так и не открылась. Я постучал ещё.
— Вам нет нужды прятаться! Я не причиню вреда тем, кто не станет поднимать оружия! — крикнул на родном языке Киган. — Вы все знаете меня! Я — Киган ап Конайлли, сын Клота ап Конайлли, и я — законный король этой земли!
Я с нескрываемым восхищением посмотрел на друга, который самозабвенно рассказывал свою историю. Мне даже стало интересно, сколько раз он репетировал эту речь.
— Все знают, что Гибрухт ап Конайлли забрал мою корону незаконно! — продолжал тот. — Гибрухт убил моего отца, он — братоубийца, преступник и вор, и недостоин править нашим народом!
Я огляделся по сторонам. На улице по-прежнему никого не было, но я не сомневался, что местные ловят каждое слово. Здесь и сейчас творилась история.
— И я намерен забрать то, что принадлежит мне по праву рождения! И сокрушу каждого, кто встанет у меня на пути! — прорычал король. — Но вам, добрые люди клана Килох, ничего не грозит! Если вы клянетесь не поднимать оружия против меня и моих людей, то я обещаю вам свою защиту и покровительство!
Дверь длинного дома распахнулась, и оттуда вышел старик, одетый в шёлк и меха. Я вспомнил его лицо — это был старший брат местного вождя. Мэт ап Килох, кажется, так его звали.
— Ты обещаешь нашему клану защиту, Киган ап Конайлли, но сможешь ли ты защитить нас от воинов короля Гибрухта? — спросил он.
Киган поёрзал в седле, устраиваясь поудобнее.
— Его воины стоят не больше, чем снег поздней весной, — отмахнулся он. — Фивелл ап Мона сражался со мной, и его люди бежали, как трусливые зайцы! И так же я прогоню Гибрухта!
Сказать по правде, Фивелл ап Мона сражался со мной.
— Громкие речи ты ведёшь! — сказал старик. — Воины клана ап Мона — жалкие собаки, и их побил бы даже ребёнок! Но сможет ли вчерашний раб с горсткой южан побить короля, за которым стоят все кланы этой земли?
Даже отсюда я видел, как заиграли желваки на лице у Кигана. Он ненавидел, когда ему напоминали о рабстве. И я тоже.
— Выбирай выражения, старик, — тихо прорычал я, так, чтобы только он услышал.
— Всё меняется, Мэт ап Килох, — произнёс король. — И если вчерашний раб может разбить в поле прославленного воина, разве это не гнев богов?! Нашей землёй правит убийца родичей! Сколько неурожаев случилось с тех пор? Сколько раз по стране прошла лихорадка? Если это не кара божья, то что? Сколько добычи принёс Гибрухт из своих походов? Он — братоубийца, и удача отвернулась от него! Недолго кланы будут хранить ему верность!
Я снова восхитился его красноречием. Ему бы в поэты.
— В твоих словах есть смысл, Киган ап Конайлли, — согласился старик. — Но клан Килох принёс клятву верности твоему дяде, и боги покарают нас за предательство.
— Клятва узурпатору ничего не стоит, — отмахнулся король. — Он проклят богами, а значит, их гнев падает и на вас! До тех пор, пока вы храните ему верность!
Я усмехнулся. Киган специально повысил голос, чтоб все услышали. Из домов и хижин начали выходить люди. Некоторые лица я узнавал, некоторые — нет. Мне так и хотелось приказать солдатам атаковать, спалить эту деревню до основания, довершить начатое мной, но я знал — это будет роковой ошибкой. Поэтому я закрыл глаза и погладил рубин на рукояти меча.
— Мы признаём твоё право, король Киган, — с явной неохотой произнёс старик. — Клан Килох присягнёт тебе на верность.
— Клянись, Мэт ап Килох! — король спрыгнул с лошади.
Старик подошёл к своему новому сюзерену и встал на одно колено. Киган протянул ему руку, и тот обхватил её своими ладонями.
— Клянись, — тихо напомнил король. — Чтоб каждая собака услышала.
— Я, Мэт ап Килох, вождь клана Килох, клянусь быть верным королю Кигану ап Конайлли, сыну Клота ап Конайлли, — произнёс старик. — И признаю его своим сюзереном.
— Я, Киган ап Конайлли, клянусь защищать клан Килох, и признаю вас своими вассалами, — ответил король. — Вставай.
Вождь тяжело поднялся.