— Кто знает, куда она уехала? — глухо спросил я.
Мужчина пожал плечами и забрал стакан.
— Я ведь только по слухам знаю, сам-то пришёл недавно. Здесь и разместили, живу вот, хозяйство держу. Поспрашивай, может и вызнаешь чего.
Я встал, кивнул ему, вышел. Закрыл дверь. Петли всё так же скрипели, на высокой протяжной ноте. Я горько усмехнулся, запрыгнул в седло и поехал к дому Родерика.
Старик жил один, на самой окраине, и в детстве я часто помогал ему по хозяйству, а он учил меня обращаться с оружием.
Он сидел на завалинке, щурясь заходящему солнцу. Я остановил кобылу и посмотрел ему в лицо. Родерик сильно постарел.
— Привет, старшина, — сказал я.
Родерик пару мгновений смотрел на меня, видимо, пытаясь вспомнить или узнать.
— Возмужал, — протянул он.
Я спешился, он поднялся мне навстречу, опираясь на палку. Он, похоже, так и не оправился после того ранения.
— Сколько, три года прошло? — спросил он.
Я задумался на пару секунд.
— Почти, — ответил я.
— Чуял я, что ты жив, Ламберт, — протянул старик. — Такие, как ты, из любой передряги живыми выходят. Вот и ты выбрался.
Я горько усмехнулся.
Глава 17
«Лофт-предатель идёт,
Местью одержим.
С ним армия мертвецов,
Чьи лица мрачны и бледны.
Порваны знамёна, окровавлены флаги,
Ржавые копья и мечи в их руках.»
— Песнь о Лофте-предателе.
По лицу нещадно хлестали капли дождя, но я лежал и не мог пошевелиться. Даже отвернуть голову не получалось, поэтому приходилось терпеть, глядя в свинцово-серое небо.
Я лежал на холодной и мокрой земле, чувствуя, как промозглый ветер и сырость вытягивают из меня остатки тепла. Затем в какой-то момент я увидел себя со стороны.
Поле, заросшее вереском, было усеяно мёртвыми телами, и дождь барабанил по трупам, размывая кровь. Я лежал рядом с незнакомым мне знаменем, которое трепыхалось на ветру обрывками ткани. В руке я держал Призрачного Жнеца, а над моим телом кружило вороньё.
На краю поля появились люди, не воины, крестьяне. Женщины с плачем обходили павших, может, пытаясь узнать или найти кого-то, а старики и дети искали ценности, не гнушаясь заглядывать во рты в поисках золота, отрубать закоченевшие пальцы с перстнями и снимать с мертвых сапоги. Между собой они переговаривались на незнакомом языке, но я улавливал суть, не утруждая себя пониманием отдельных слов.
Один из раненых застонал, когда его потревожили и перевернули. Я не увидел его лица, он был весь в крови, но голос показался знакомым. Мародёры добили его ударом ножа, обыскали тело и двинулись дальше.
Я бессильно наблюдал, как они приближаются ко мне, набивая мешки и карманы чужим добром. Мне оставалось только ждать.
Первым ко мне подошёл беззубый старик, хищно, словно стервятник, осмотрел меня, увидел красный самоцвет на рукояти меча. Меня пробрала злость, на него, на его товарищей, обдирающих трупы, на себя самого, неподвижно лежащего. Но я только и мог, что бессильно наблюдать, как моё тело раздевают мародёры.