Впрочем, слезу пустил и я, амбре от дыхания бестии встало плотной стеной самых разнообразных оттенков гнилостного запаха и шибануло нам в нос, как не сможет шибануть никто из мне знакомых здесь.
Вместе с рыком, вырвавшимся из пасти зверя, в неё залетела пуля. Пуля царского калибра — пятнадцать и семь. Пуля, которая гарантированно пробьёт самую толстую пластину на теле заражённого рангом ниже элиты, да и молодую элиту завалит «на раз».
Монстр пошатнулся, сел на задницу, изрыгнул из себя знатную порцию тёмной крови, махнул левой лапой на прощание и издох.
— Тьфу! — раздалось в эфире. — Зря только пулю перевёл! Тут бы за глаза хватило обычного снайперского калибра! — горевал Босяк, подошедший к туше, чтобы оценить масштаб, так сказать.
Разделывали хозяина тайги долго, часа полтора, не меньше, но и улов соответствовал. Без счёту споранов, куча гороха, две красные жемчужины и одна чёрная. Толстые тёмные нити янтаря выковыривали дольше всего.
На вопрос: «А не схарчит ли нас кто, пока мы подсчётом трофеев занимаемся?». Босяк уверенно ответил: «Не слопают. Элитник из медведя получается редко, но уж до коли вырастает, там никто другой, кроме человека или неназываемого не пройдёт. Неназываемых они боятся, как воды, а человек может иметь при себе „большой-большой палка-копалка-пизды давалка“, понял?». Я лишь утвердительно кивнул и вернулся в машину.
Всё равно доли с трофеев не получу, а вся схватка заняла от силы минуту, да и какая сватка? Чисто, блин, удар по пасти юного элитника.
После того, как мы тронулись в путь, я стал исполнять свои обязанности штурмана в полном объёме. Кажется, что куст шевелится или где-то в глубине полей высокой ржи притаился меткий снайпер? Смотрю туда через тепловизор. Тепловизор молчит — не беда. Могу просветить ещё и инфракрасным спектром!
Работа штурманом в Улье оказалась ответственнее работы штурманом на трассе. И много нервнее, но вместе с тем и прибыльнее. За первую замеченную опасную тварь, что могла нас вскрыть, как консервную банку, мне надбавили доли с медведя. А кусача зачли в общий банк большого путешествия.
Пару раз о себе напоминала моя наплечная совесть, которой надо было поесть, справить нужду и глоток живчика. Благо, такие опасные твари, разделка которых занимала некоторое время попадались не часто, но при этом постоянно. Вот такой вот парадокс расстояния ко времени.
Я почти всю дорогу ломал голову над проблемой. Что делать с крысой? Оставить в стабе или же придумать для неё место безопаснее кармана и взять с собой к Институтским? С одной стороны, она всё же живое существо и, беря её с собой, я подвергаю её закономерной опасности, а оставив в стабе, я буду по ней скучать.
Странно, но почему-то я привязался именно к полудохлой уличной крысе, которую хотел забить камнями. Может, во мне проснулось сострадание, а может — истинная суть. Ведь сколько раз я за короткий период раздумывал о том, как бы кинуть муров, да уйти подальше, туда, где никого не интересует, работал я с ними или нет.
В общем, подумав, я решил взять крысу с собой. Что бы нас не ждало, мы встретим это вместе!
Родной стаб встретил тишиной. Мёртвой тишиной. Сначала даже подумалось о том, что пока мы проворачивали «сделку на миллион», как фарш проворачивают назад, то есть невозможно и с неохотой, какая-то группировка приехала и выбила муров с точки. Но затем на частоте послышались помехи, а сквозь них отборный мат радистов-самоучек с обоих сторон.
Соблюдя некоторые формальности, наша колонна в полном составе вернулась домой.
К выгрузке оружия и боеприпасов припахали всех, просто иначе ей бы занимались дня два. Как внешники с мурами всё быстро погрузили — для меня осталось загадкой.
В делёжке трофеев я участвовал весьма опосредованно, то есть, доля-то у меня была, но дали мне её уже, что называется, «на руки». Оценили меня, надо сказать, по достоинству. В десять горошин, пятнадцать споранов и одну чёрную жемчужину, которая, по словам Босяка, зрела в споровом мешке той страшной помеси бульдога с носорогом, что встретилась нам практически перед въездом на стаб.
Причём удивительно даже не то, что на зачищенном двое суток назад маршруте появлялись новые твари, а то, что они так быстро отъелись до столь развитых стадий.
Это всерьёз настораживало, причём не только меня. Жало и Босяк тоже озаботились вопросом, но вопрос оказался настолько сложным, что без помощи институтских они вдвоём пришли к выводу о том, что недавно произошла массовая перезагрузка кластеров. Причины же отследить без вмешательства «светил от науки» не представлялось возможным. На том и порешали.
Коней решили не гнать и отсрочить выезд на два дня от запланированного, чтобы посмотреть за изменениями в регионе.
Дальше на сходке пошла уж совсем какая-то заумная муть, так что я не слушал и решил провести время с пользой.
Как показала практика, тренировки мне нужны по всему и основательные. Если физическую форму потихоньку выправляет сам Улей, то вот с меткостью своей я что-то сделать должен.
Однако сначала заскочу к Коновалу. Он знахарь, должен знать, что с моей крысой так, а что не так.
Привычно дошёл до медблока, постучался.
— Да, войди, не ссыкай, чай не к проктологу на приём пришёл, Алеша! — усмехнулся Коновал из-за двери.
Что ж, хочу сказать, что с моего последнего посещения его кабинет не изменился. Всё так же присел на низенькую кушетку, вынул крысу, что мирно дремала в кармане. Видимо, заумные речи способны усыпить кого угодно.
Крыса для приличия посопротивлялась, даже попыталась меня куснуть, но, познав четность бытия, прекратила всякие попытки и мирно умостилась на моей руке.
Улыбнувшись от вида нашей маленькой возни, Коновал задал вопрос:
— Ну, рассказывай, с кем пришёл, с чем пришёл?
— Пришёл с крысой и её проблемой. Мне она не нравится, чую что-то неправильное в ней, а что — понятия не имею! — Коновал принял мою карманную совесть на руки и на минуту замолчал.