— Скажу, что добыча велика, — кивнула Бломме одобрительно. — Ты храбро бился и многого достиг! Ваши победы будут прославлять в веках. Теперь ты король на этих землях! Но… не пора ли остановиться? Сколько можно воевать? Не пора ли тебе зажечь собственный очаг, найти супругу? Не довольно уже проливать кровь? Не довольно грабить здешних жителей?
— Много ты понимаешь, женщина, — хмыкнул Онн, нахмурившись, от чего его брови сдвинулись к переносице, а лицо приняло суровое выражение, — Золото лишним не бывает! А жизнь каждого воина — в сражении. И цель воина — лишь победа. После смерти мы будем пировать с богами в залах Вальгаллы, потому что сражались и побеждали! А трусы и бездельники отправятся прямиком в Хельхейм!
— Не верю, чтобы человек, которому так нравятся мои висы, не понял моих слов, — покачала головой Бломме.
— Может, вздумаешь учить меня, сестра?! — в голосе конунга послышались железные нотки, он повернулся к ней, и она тут же отступила на шаг назад, испуганно покачав головой.
— Конечно, нет, брат. Я лишь хотела, чтобы ты задумался.
— Хватит пустых разговоров! — резко перебил конунг, — Сегодня соберем тинг, накопилось много вопросов. Там и выскажешься перед всеми, если тебе правда есть, что сказать.
Бломме печально кивнула, сожалея, что смысл ее слов не дошел до ушей правителя. Весь день она размышляла о том, стоит ли говорить перед воинами на тинге: кто она, чтобы указывать викингам, покорявшим дальние земли! Всего лишь женщина, не видевшая ничего кроме своего очага, знающая жизнь лишь по песням скальдов. Однако все же решилась, что если ее слова будут услышаны! Бломме попросила помощи у богини Саги, той, что лучше всех владела словом, той, кого она выбрала себе в покровительницы еще в раннем детстве.
Но поговорить во время тинга не удалось: едва началось собрание, дружинники притащили какого-то неизвестного мужчину, в оборванной одежде, с запекшимися ранами на босых ногах, обросшего и грязного, которого бросили прямо в центр круга, освещенного горящими факелами. Тинг всегда собирали на главной площади замка: викинги усаживались в круг, зажигали огни, а потом тот, кому передавали золоченый рог, получал право говорить, чтобы высказаться перед сородичами. Иногда так засиживались до самого рассвета, если было, что обсудить. На тинге могли присутствовать и знатные женщины, например, кюна Ингрид нередко брала слово, и зачастую затыкала за пояс мужчин, что пытались с нею спорить. А уж теперь, когда кюна снова была в родных краях, она и вовсе чувствовала себя всесильной.
Онн, Олаф и сидевший рядом с ними Хлодвиг-ярл с изумлением уставились на несчастного. Бломме и Ингрид стояли чуть поодаль, наблюдая не без любопытства за происходящим. Бломме и думать забыла, что собиралась говорить речь!
— Кто это? — сурово спросил конунг у своих воинов, кивнув на оборванца.
— Один из бывших хозяев замка. Его зовут Седрик. Седрик Великолепный по прозванию.
— И чем он провинился? За что приволокли его сюда, на праведный суд?
— Он пытался поднять восстание! — крикнул кто-то.
— Это правда? — заинтересовано спросил конунг, разглядывая стоявшего на коленях мужчину, руками тот опирался на землю и вид имел весьма жалкий, очень далекий даже от намека на великолепие, — Зачем тебе восстание, Седрик Великолепный? Можешь прямо сейчас сразиться со мной за право обладать замком!
На губах конунга мелькнула усмешка, спрятавшаяся в бороде, потом повисло молчание.
— Я не хотел восстания. И не стану сражаться, — неохотно ответил Седрик, чуть погодя. Он с трудом поднялся с земли и теперь, пошатываясь, стоял в полный рост и смотрел прямо на конунга. Это был довольно высокий мужчина, из племени германцев, хотя и не так высок, как викинги, пришедшие с севера.
— И почему же ты не хочешь биться?
— Глупо биться с тобой, — пожал плечами Седрик. — Тебя нельзя победить. Ты великий воин, король. Сильный, отважный и хранимый богами. Один только Квентин и может быть тебе равен! Меня ждала бы лишь смерть.
— Кто такой этот Квентин? — нахмурился конунг. Слова Седрика понравились ему, хотя и были неприкрытой лестью, но тень замаячившего великого воина, достойного соперника, круто изменила ход разговора. Неужели, спустя столько лет, у него наконец-то появится настоящий противник! Тот, сразиться с кем будет честью и подвигом!
— Квентин с Британских земель. Могучий воитель, — пояснил Седрик, — Его крепость — неприступный город, полный сокровищ, завоеванных в походах, куда там нашему замку. А сам он — непобедим!
— И где же находится чудесный город?
— К югу от наших островов, через море, — Седрик неопределенно махнул рукой, — Там — большая земля. И там же — богатые города бриттов.
- Что ж, — кивнул Онн задумчиво. — Да будет так. Мы отправимся туда и посмотрим, так ли хорош этот город. И так ли велик твой Квентин, как ты говоришь!
— А что делать с этим? — дружинники одновременно кивнули на Седрика. — Заколоть его?
— Не нужно. Отпустите, — миролюбиво заметил Онн, — Дайте кошель монет и прикажите не трогать. А захочет, пусть вступает в дружину и станет одним из нас.
— Но он призывает к восстанию! — возмущенно воскликнул старый Хлодвиг. — Неужели допустим…
— Хлодвиг-ярл, никто не смеет обсуждать приказы короля! — тут же заметил принц Олаф, и тот, недовольный, сел обратно на свою скамью. Седрик, благодарно поклонившись, свободно ушел, получив свои монеты, а в глубине синих глаз Бломме вспыхнуло удовлетворение. Все ж таки конунг услышал что-то из сказанного ею и не хочет напрасного кровопролития, не лишил жизни несчастного германца!
***
Несколько месяцев шла подготовка к походу на юг, и с нелегким сердцем Бломме отпускала туда мужа.
— Я скоро вернусь, и вернусь с победой! — заверял ее Олаф, — Не тоскуй по мне!