− Разумеется. Он — властитель Темного Царства.
− Рожденный Золотой Сестрой Орианой от смертного, − безжалостно припечатала Шанталь.
Об этом Эдит не знала! Сиранизм не в почете у томиранцев, и потому эти странные и страшные слова прозвучали для нее, как свист плети, ударившей по лицу. Девушка задохнулась от забурлившего внутри горячего гнева, который необходимо было скрыть от посторонних глаз. Чистая и непорочная Золотая Сестра — блудница? Святыни сиранистов несут с собой красивую ложь?
− Но… как? — только и вырвалось у нее. Сдавленно, полузадушено, хрипло.
Шанталь посмотрела на Эдит свысока, что при ее росте было возможно только из кресла, и снисходительно улыбнулась.
− Ориана искала любви и ласки. Однажды, притворившись простой девушкой, она спустилась к людям и встретила среди них мужчину — прекрасного сластолюбца со злой порочной душой. Она отдала ему свои нежные чувства и страсть, а потом и саму себя, а он, узнав, что обольстил саму богиню, возликовал и пошел хвалиться этим. Но сердце оскорбленной женщины было так жестоко поражено и так преисполнено праведного гнева, что она поразила его смертоносной золотой молнией.
− Ее можно понять, − сказала Эдит тихо, сжав подлокотники кресла.
− Разумеется. Но богиня Ориона не знала, что носит под сердцем ребенка, и когда она вернулась в Светлое Царство, то решила выносить и родить его, чтобы окружить материнской заботой. Зеленая Сестра Леверн не понимала ее мотивов, но в итоге смирилась. Они обе ждали появления на свет нового божества — мальчика или девочку, но, увы, судьба сыграла с ними злую шутку. Марениус унаследовал все пороки человечества. Злоба, лживость, гордыня, алчность, зависть, как и некоторые другие пороки проявлялись в нем по мере взросления, но ни единой благодетели в нем не взросло, как бы Сестры не старались. Восемнадцати лет от роду он был изгнан из Светлого Царства, а в двадцать перестал взрослеть, обрел божественную силу — единственное, что унаследовал от своей бедной матери, − Шанталь чуть вздохнула, − и использовал ее во вред. Марениус создал Темное Царство, где живут служившие ему души грешников и грешниц. Так гласит старая, многими забытая легенда.
− Вы думаете, так все и было?
− Кто знает? Если официально подтверждено, что раньше владела магией Огня и Воды каждая вторая женщина из разбитой ныне Марентии, почему бы не быть и такому?
Эдит промолчала. Ее покоробило, что она знает о Великой Матери Нертус меньше, чем марентийцы о своих богинях.
− Появляется ли он в мире живых? — рискнула задать она вопрос, не уверенная до конца, что желает получить ответ.
− Ему это не нужно, но если хранительница Огня и хранительница Воды убивают безоружных людей, то чужая кровь манит Марениуса.
− Понятно…
Следовало выпить еще вина и подумать над услышанным, но внезапно усилился сквозняк, став из прохладного ледяным, в камине вдруг погас огонь и затухли свечи. Комнату заполнил сладковато-гнилой запах мертвечины — однажды в приюте Эдит пришлось хоронить убитую кем-то кошку, вместе с Мией, и теперь она вспомнила о том событии. На плечи навалилась тоскливая память прошлых лет, а от хорошего настроения не осталось и следа, она вскочила на ноги, встревоженная и немного рассерженная, Шанталь, судя по звукам — тоже.
− Кто здесь? — холодно спросила последняя кромешный, окружающий их мрак, и отогнала лающую собаку.
Осторожные чуть слышные шаги раздались возле стены. Эдит закусила губы, пытаясь совладать с собой и не закричать от животного страха, не броситься к двери, чтобы выбежать из гостиной и особняка.
− Здравствуйте, прекрасные фемиты, − донесшийся из темноты бархатный мужской голос был полон медового яда. — Прошу простить, если нарушил ваш досуг своим неожиданным визитом.
Эдит не знала, что ответить, а Шанталь быстро зажгла несколько свечей дрожащими руками и только потом выхватила из брошенных на пол ножен клинок.
− О, не стоит. Я не причиню вреда вам, а если вы попытаетесь причинить вред мне, то я буду сильно разгневан, − в незнакомом голосе прозвучали нотки ехидного смеха. — Мое имя — Марениус. Вы с таким воодушевлением описывали мое грехопадение, что я решил посетить ваше благородное жилище, госпожа Шанталь Матиа.
Не ответив ему, Шанталь зажгла еще несколько свечей и вполголоса произнесла текст молитвы.
− И это тоже бесполезно, − рассмеялся негодяй, а потом налил себе вина. — Над настоящим злом не властны слова.
− Мы не призывали вас, господин Марениус, − отрезала Шанталь.
− Значит, вы не Хранительницы. Прискорбно. Но эти две достойные дамы убили безоружных людей с разницей в десять лет, и я явился сюда. Не хотелось, честно. Люди в Терране прекрасно творят зло и без меня, − скучающим голосом сообщил незваный гость. — Увы, их имена мне пока неведомы.
− Вы же отец всего зла Терраны, − наконец-то Эдит смогла заговорить.
− Так и магия может проснуться в любой, а я не могу запомнить всех. К слову сказать, − тут он окинул обоих острым прилипчивым взглядом, − одна из вас явно владеет магией, но выше чем Огонь и Вода.
Эдит молча смотрела на злодея, чье имя с дурной славой из темпира в темпир. Широкоплечий и рослый мужчина двадцати лет с короткими и густыми пепельно-русыми волосами насмешливо смотрел на них золотистыми глазами, в которых плясали огненные блики. Он повел рукой, и в камине снова вспыхнуло пламя — тогда девушка смогла рассмотреть одежду Марениуса. Черный дорожный плащ, белая рубашка и синие брюки, пальцы унизаны перстнями. Он был красив и богато одет, что же ему нужно было для счастья, кроме человеческого страдания?
После выпитого вина Эдит пришлось остаться у Шанталь Матиа в гостевой комнате, а наутро она узнала, что ночью ей ничего не пригрезилось спьяну, и Марениус действительно остановился у них. В сердце Маренто. Оставалось лишь радоваться тому, что его не занесло в Томиран, однако сейчас это мало утешило девушку. И, решив воспользоваться случаем, она попросила пажа принести бумагу, чернила и конверт, второпях написала королю Базилю письмо, которое залила сургучом вместо печати, и велела пажу отдать письмо гонцу, минуя хозяйку. Для верности пришлось подкрепить приказ парой звонких монет.
Каким же было ее разочарование, когда Эдит спустилась к завтраку и узнала, что Марениус остался в особняке!
− Он не ушел, фемита Шанталь? — спросила она почти с отчаянием.