— Так точно.
— А мы все соберемся на еще один совет, в половину восьмого. Пригласим всех, кроме вахтенных матросов — пусть девушки твои тоже все придут, как только смогут. А после совета можно будет сразу поужинать.
— Вас поняла, Владимир Николаевич. Будет исполнено. Все в «Фили» не поместятся, поэтому, наверное, лучше будет провести совет у «Резанова». Тогда не придется потом никуда переходить.
«Николаем Резановым» назывался ресторан на борту «Форт-Росса», в честь Николая Петровича Резанова, по чьим планам и было основано русское поселение Росс в Калифорнии, хотя ему не суждено было там побывать — он скоропостижно скончался в Красноярске по дороге в Петербург, где он собирался просить императора походатайствовать перед Папой Римским о разрешении его брака с Консепсьон Аргуельо[13].
— Аля, молодец, так и сделаем. Пусть твои девочки всех оповестят. Леха, — он посмотрел на меня, — отдыхай, у тебя сегодня был тяжелый день. Хочешь, пойди поспи. Или сходи пока в «Фили» — я улыбнулся, услышав это название — выпей чего-нибудь. Но чтобы в семь тридцать был у «Резанова», как штык — нас с тобой ждет вторая часть «марлезонского балета», сиречь совета.
Я поцеловал Алину руку, повернулся, и пошел по палубе к лестнице вниз, когда меня кто-то тронул за руку. Я посмотрел и увидел… Лизу. Ту самую, которую я потерял одиннадцать лет назад. Она была немного постарше, чем тогда, но волосы были такими же светлыми, черты лица — такими же прекрасным, а чуть вздернутый носик и немного узковатые глаза делали ее еще более неотразимой. Да и спортивная её фигура за эти годы стала еще привлекательнее.
Я только и сумел выдавить из себя:
— Лиза?..
— Так вы меня знаете? А я вас сегодня в первый раз увидела. Тогда, когда вы нас спасали, — и она чуть зарделась, наверное, вспомнив мое неглиже…
Да, голос у этой Лизы был чуть другим, рост — сантиметра на два-три поменьше, а глаза — я вдруг разглядел — оказались изумрудно-зелеными — у той Лизы они были васильково-синими. И уши были немного другой формы. Но, в остальном, эта Лиза была точной копией той моей, утерянной Лизы.
— Извините, померещилось. Вы очень похожи на одну мою старую знакомую.
— Ничего, я просто хотела вас поблагодарить. Без вас мы все бы погибли. Меня, кстати, зовут Елизавета Максимова.
— А меня Алексей Алексеев.
— Очень приятно, — произнесла Лиза, и кивнула мне.
— Позвольте пригласить вас на чашечку кофе, — предложил я, и дождавшись ее согласия, повел в «Фили», где мы уселись в углу, хотя никого, кроме нас, в баре не было. Впрочем, не успели мы расположиться, как, откуда ни возьмись, материализовалась официантка, приняла заказ, и через три минуты перед нами стояло по чашечке капуччино. Я тогда еще подумал, что скоро кончатся и кофе, и молоко, да и электричества не будет. Так что нужно наслаждаться тем, что пока есть.
— А что это за другая Лиза? — спросила вдруг девушка.
— Моя старая подруга из Калифорнии.
— Из Калифорнии? Но это ж Соединенные Штаты. Там же капитализм…
— Да и сам я из Соединенных Штатов. Мои предки бежали туда от большевиков.
Лиза побледнела, чуть отодвинулась, и испуганно посмотрела на меня. Да, подумал я, молодец, Леха. Так держать! Одну Лизу потерял, теперь над второй работаешь… Но через какое-то время она неожиданно сказала:
— У вас же в Америке Великая Депрессия, трудящиеся голодают, капиталисты наживаются…
— Было такое, но давно.
— Как же давно? Нам рассказывали, что началось все в двадцать девятом году и так до сих пор и не закончилось толком…
Я набрал в легкие воздуха и произнес:
— Лиза, Депрессия закончилась в сороковом году, когда начала развиваться военная промышленность и потребовались рабочие руки. Но моему папе тогда было четыре года, а моей маме всего год.
— То есть как это? — с недоумением спросила моя собеседница.
— Лиза, мы прибыли сюда из девяносто второго года.
Я боялся, что моя собеседница еще сильнее испугается, но, как оказалось, был неправ. Она осмотрела зал — цветной телевизор, по которому показывали какой-то мультик, ряд разноцветных бутылок в баре, а потом увидела подаренный мной календарь, который после совета повесили обратно, но в закрытом виде, так, что явственно было видно число 1992.
— Да, теперь понятно, почему все непривычно, почему люди одеты совсем не так, как у нас, почему они ведут себя по другому, почему картинка движется, — она показала на телевизор. А, главное, почему не стреляют и не бомбят. Вы не представляете себе, какое это счастье — не бояться, что вот-вот прилетят немецкие самолеты, появится в тумане немецкий корабль, или, как у нас в Одессе, вражеские полчища войдут в твой город. Хорошо, конечно, что меня там уже не было, а вот мама моя там осталась. Скажите… а мы победили?
— Победили! Тридцатого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года взвился первый красный флаг над Рейхстагом[14], и Красная Армия взяла Берлин, а несколькими днями спустя наши освободили Прагу. А в августе разгромили и Японию.
[13] Именно об этих событиях шла речь в мюзикле "Юнона и Авось", хотя реальная история сильно отличалась от либретто Вознесенского.
[14] Первый флаг над Рейхстагом водрузил Григорий Булатов 30 апреля 1945 года в 14:25; именно его и запечатлил в кинохронике Роман Кармен.