Поэтому неудивительно, что денежная система колоний соответствовала английской — официальной валютой во всех колониях были фунты, шиллинги и пенсы, причем один фунт был равен двадцати шиллингам, а один шиллинг — двенадцати пенсам. Но настоящие английские фунты встречались редко, и каждая колония чеканила собственную монету и выпускала собственные бумажные деньги (хотя иногда — как в Массачусетсе в 1750 году — ассигнации прекращали хождение). Деньги эти имели различную ценность, и при путешествии из одной колонии в другую их приходилось менять на местную валюту; то же, увы, касалось и торговли. Поэтому фактическим денежным стандартом колоний были испанские монеты в восемь реалов, известные также (с легкой руки голландцев) как доллары.
Само название “доллар” происходит от голландского “даальдер”, которое в свою очередь восходит к серебряным монетам из богемского городка Йоахимсталь, известного сегодня как Яхимов. Городок был известен своими серебряными копями, и тамошние монеты, известные как йоахимсталеры или сокращенно талеры, чеканились там с 1528 года, и скоро стали де факто стандартом в Европе. Они стали известны даже в России, где ходили под названием “ефимки”. На реверсе монет был отчеканен лев, герб Богемии — и именно поэтому монеты в Болгарии, Румынии (“леу”) и Албании (“лек”) до сих пор носят это название.
Голландские даальдеры и равные им по весу испанские монеты в восемь реалов использовались в торговле не только с Европой, но и между колониями, и быстро стали основной валютой Нового Мира и принимались по номиналу во всех североамериканских колониях. Называли их “испанскими долларами”, и новая валюта Соединенных Штатов получила не только их название, но и содержание серебра; испанские монеты в восемь реалов имели хождение в США вплоть до 1865 года. Состояла монета из восьми “долек” (bits), и ее при надобности можно было попросту разломать на восемь частей.
А вот стоимость местных валют резко отличалась друг от друга: один испанский доллар соответствовал четырем английским шиллингам и шести пенсам, шести массачусетским, коннектикутским, или виргинским шиллингам, семи пенсильванским шиллингам и шести пенсам, восьми нью-йоркским (соответственно, каждая “долька” равнялась нью-йоркскому шиллингу), и одному фунту, двенадцати шиллингам, и шести пенсам в Южной Каролине!
Конечно, трудно сравнивать современные цены с восемнадцатым веком. Например, учитель в Виргинии получал 60 виргинских фунтов, или 200 испанских долларов, в год. Но, кроме того, ему предоставлялись жилье и полный пансион, и он имел право обучать дополнительных учеников, за отдельную плату.
А что насчет цен? За фунт (454 грамма) масла пришлось бы заплатить 4 виргинских пенса, за ярд (около 91 сантиметра) материи — один шиллинг и три пенса, за седло — два фунта. Пара пистолетов стоила 3 фунта, 15 шиллингов, и три пенса. Охотничья двустволка стоила около трех фунтов, мушкет — пять фунтов, тогда как пенсильванское нарезное ружье — 15 фунтов или больше. Комнату можно было снять за $20-$24 в год, питание за хозяйским столом обошлось бы в $2,60-$2,80 в месяц.
Интересно, что в колониях цены на импортные товары были выше, чем в метрополии, но качество товара было тоже, как правило, выше. Причина была простая — перевозки были недешевыми, часто дороже, чем стоимость самого товара, и разница в цене между дорогими и дешевыми товарами была бы минимальной.
13 июня 1755 года. Деревня Аткваначуке.
Капитан 3-го ранга Хасим Хасханов, позывной «Самум».
Хасим отдыхал, и его мысли летали от события к событию, от места к месту, от времени ко времени. Вспоминался отец, подполковник морской пехоты, который честно отдал Родине двадцать «календарей», заработав в льготах 39 годков, и уволился из армии с Черноморского флота, отказавшись принять украинскую присягу.
Отец был мастером спорта СССР по самбо и «советскому» каратэ, что предопределило и дальнейшую судьбу Хаса: когда ему исполнилось четыре года его взяли за шкирку и поставили на ковер. В дальнейшем все происходило по одинаковой схеме — каждый раз, переезжая к новому месту службы, отец первым делом находил ближайшие секции единоборств и записывал туда Хаса. Ко времени призыва в армию Хас уже был КМС по трём видам спорта. На срочной службе он выполнил одного мастера спорта, а во время учебы в училище — еще двух. В армию Хас попал благодаря отцу — в конце 90-х чеченцев в армию не брали — сказался опыт первой Чеченской кампании. Не спасало даже и то, что Хас родился и вырос на территории РСФСР, но в собственно Чечне практически не жил, а также, и то, что он родился в семье потомственных офицеров.
Вмешался опять отец. Лейтенантом он начинал службу в морской пехоте Тихоокеанского флота, где срочную у него служил будущий президент Ингушетии. Чеченец и ингуш сдружились за время службы, несмотря на разницу в званиях. Когда у Хаса начались проблемы с призывом, тот, недолго думая, набрал телефон друга, который к тому моменту уже был майором ВДВ. Тот позвонил куда надо и, в конечном итоге, Хас попал в 45-й ОРП СпН ВДВ. А вот в Рязанское училище Хаса не взяли, и по очередному звонку отца он отправился поступать в Питер, в «Дзержинку» — Высшее военно-морское инженерное ордена Ленина училище имени Дзержинского.
Мысли перескочили на невесту… Бывшую невесту… За четыре месяца до свадьбы та разорвала помолвку. Виноваты были друзья Хаса…
Из размышлений о том, что осталось в его времени, Хаса вырвал Кошмар, который потряс его легонько за ногу, шепнув: «Командир, подъем! Врагов проспишь». Хас открыл глаза и уставился на Леху.
— Что там?
— Чужие. На 10 часов. «Лиана»[50] сработала.
— Группу поднял?
— Да.
— К бою!
Офицеры разбежались по своим секторам. Леха с Магой колдовали у АГС.
Хас прибежал в свой сектор и плюхнулся в заранее обустроенное укрытие. Рядом уже находился Волга, чуть позже подбежали и заняли свои позиции Дарт и Север. Хас включил станцию, проверил связь. Все уже включились и находились на своих позициях. Хас спросил у Кошмара, предупредили ли индейцев, и получил ответ, что предупредили, но индейцы почему-то не очень в это поверили. Хас заскрипел зубами — сказывалась неповоротливость вождей в принятии решений.
Затем он вышел на «флагманского» инженера Апача. Тот доложил, что «пээмки»[51] в исправности, «монки»[52] к подрыву готовы. Кроме того, на всех потенциально опасных направлениях были раскиданы шесть «помок»[53]. Кошмар доложил о готовности АГС к работе, чуть позже доложились снайпера. Ну, вроде все. Оставалось только ждать…
Взрыв «помки» произошел неожиданно, и не в секторе Хаса, а у Хазара.
— Внимание всем: работаем по готовности, — прошипел в радиостанцию Хас.
И уже через несколько минут в от Хазара пришло:
— Контакт! Цели на восемь, наблюдаю 10–15 карандашиков!
— Руссо — Самуму! Цели наблюдаешь? — вызвал Хас Рустама, который работал корректировщиком с расчетом АГС.
— Да, наблюдаю!
— Жди! Работаете по моей команде.
Хас краем глаза наблюдал за своим сектором, попутно размышляя над замыслом англичан: со скольких направлений они могут пойти в атаку, какими силами располагают, и кто атакует — регуляры или милиция.
[50] «Лиана» — сигнализационное устройство охраны периметра, срабатывающее на обрыв провода.
[51] ПМ-4 — подрывная машинка.
[52] МОН-50 — противопехотная осколочная мина направленного действия.
[53] ПОМ-2Р — противопехотная осколочная мина.