— А вот тут ты не прав, — к моему удивлению, ответил Вильсон. — Сасквеханноки никогда не отличались излишней кровожадностью, и никогда, насколько я слышал, не воевали с другими племенами, когда те на них не нападали.
— Так почему же они тогда так жестоко обошлись с пленными? — удивился я.
— Видишь ли… Еще два года назад, тут повсюду находились их деревни — и по Сасквеханне, и по Джуниате, и по другим рекам. Их было пять племенных союзов. Именно они так радушно приняли первых колонистов, в том числе и моих предков, прибывших в Джеймстаун в 1609 году. Именно из их числа происходит знаменитая Покахонтас, чьими потомками считает себя почти вся старая виргинская аристократия. Включая, кстати, и меня — по маминой линии. Хотя, скажу я тебе, это не похоже на правду — у Покахонтас было всего двое детей. Ведь она довольно быстро умерла, переехав в Англию, климат Британских островов оказался для нее не слишком полезным.
А теперь представь себе — сначала у сасквеханноков отобрали побережье Чесапикского залива и нижнее течение Потомака и Сасквеханны. Потом их начали теснить все дальше и дальше на север и запад. Но еще недавно в этих краях было шесть их деревень. В начале же прошлого года, Скрэнтон с компанией обменял им на шкурки одеяла, зараженные оспой. Все шесть деревень перемерли, а немногие выжившие живут здесь, и в еще одной деревне — точнее, жили там, Скрэнтон их истребил. Я в этом не участвовал, но в дозоре стоял, и от трупов помогал избавляться. А сейчас мы — ладно, не я, но Скрэнтон с группой — убили тех двоих, ранили двух других, и собирались уничтожить всех остальных. Христианскому всепрощению здешние аборигены не обучены, да и наши, пусть и в церковь ходят, вряд ли бы подставили другую щеку в этой ситуации. Вспомни, что и у вас в Нью-Джерси ранее жили ленапе, и где они сейчас? Их истребили, хотя они никому никакой угрозы не представляли.
— А почему тогда тебя эти сасквеханноки отпустили?
— Да узнали меня — я когда-то вылечил двоих, и они вспомнили обо мне. Индейцы предложили мне поклясться в том, что я лично никогда никого из них не убивал, и когда я это сделал — ведь так оно и есть — они решили сохранить мне жизнь. Да и то, что я не кричал и не унижался, стоя у столба пыток, сыграло свою роль — они это уважают. Хотя, конечно, если б мне тестикулы прижгли той палкой, боюсь, что я бы не выдержал и заорал. Но, как видишь, обошлось. Впрочем, индейцы индейцам рознь. Одно дело сасквеханноки или даже ленапе, а другое, к примеру, мохоки — те намного более жестокие. Ладно, давай на боковую, завтра рано вставать.
Разбудил меня Вильсон еще до рассвета. Позавтракав вяленым мясом и кашей из маиса и каких-то кореньев, принесенной нам той самой дамой, которая вчера чуть не замучила Томми, Вильсон посмотрел на нашу кормилицу и прижал руку к сердцу — я последовал его примеру — мы вышли за частокол и пошли по лесу. Как Томми находил дорогу, ума не приложу — я понял тогда, что вряд ли бы смог сам выбраться к своим, когда убежал тогда от Хэйза с компанией. Но часа через четыре, я услышал шум. Вильсон улыбнулся:
— Наши идут!
Я громко крикнул:
— Хелло! Мы здесь!
Минут через пять, к нам вышел передовой дозор, и двое молодцов доставили нас к командиру отряда, пробиравшегося через лес. Им оказался молодой Вашингтон. Посмотрев на нас, он сказал:
— Здравствуйте, мистер Оделл. Рад видеть вас в добром здравии. А то нам рассказали, что вас индейцы замучили. А кто это с вами? Неужто, Томми Робинсон, он же Tommy the Fornicator[33]?
— Моя фамилия теперь Вильсон, Джорджи-Порджи[34], — ответил мой друг. — Не забыл еще, как мы тебя в детстве называли?
— Вильсон, так Вильсон, — меланхолично произнес Вашингтон. — А вот урод ты еще тот. Что с вами произошло?
— Нас захватили индейцы после того, как Скрэнтон и его люди попытались их уничтожить. Но потом отпустили, — выпалил я.
— Просто так индейцы никого не отпускают. Оделл ладно — он родственник Брэддока, его мы не тронем. А вот тебя, Томми, мы повесим за измену. Или, если ты выведешь нас к их деревне, то мы, может быть, тебя и помилуем.
— Какую измену? — изумился я. — Его пытали индейцы. Хорошо еще, что не убили.
— Молчи, Оделл, а то ведь я могу и передумать. А потом скажу Брэддоку, что тебя индейцы замучили, и он мне поверит; он и так считает, что тебя уже нет в живых.
— И что вы сделаете с индейцами?
— Эти дикари, как волки, которые отведали человечинки. Теперь они будут и дальше убивать белых. Поэтому им не место на этом свете.
«Да, — подумал я грустно, Вильсон был прав — индейцы хоть убивают лишь тех, кто провинился конкретно перед ними, а эти…» Вслух же я спросил:
— За что вы так Вильсона ненавидите?
— Томми? Видишь ли, мой брат Лоренс говорил в свое время с вице-губернатором Динуидди о том, чтобы тот выдал за меня свою родственницу, Дженнифер Кер. Она, если помнишь, племянница герцога Роксбурга. А Томми, видите ли, завлек ее к себе и соблазнил. После этого Лоренс отказался от сватовства, и я не породнился с герцогами. Теперь понятно?
То, что никакого «fornicatio» там и близко не было, я был уверен — Томми бы меня не обманул. Но тут, похоже, попал он из сковородки в огонь[35] — и ничего тут не попишешь… Но Том, к моему удивлению, лишь улыбнулся одними краешками губ.
Потом, улучив минутку во время привала, когда Томми оказался чуть в стороне от остальных, я ему сказал:
— Томми, я ожидал всего, чего угодно, но такого…
— «There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy»[36] — ответил он цитатой из Гамлета.
— Ну и что теперь скажешь?
— Что скажу? Уходить мне надо. Только не к Брэддоку, а к «пятнистым». Может, как раз им я и пригожусь.
— Возьми меня с собой! — выпалил я, к своему собственному удивлению.
[33] «Томми Трахальщик».
[34] Персонаж детской дразнилки.
[35] From the frying pan into the fire — примерно соответствует русскому “из огня да в полымя”.
[36] «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».