— Что они делают? — испуганно спросил я у моего собеседника.
— Это враг, белый. Ты не враг, они враг.
— Но они же люди!
— Да, они люди, который убить индейцы. Много индейцы. Наши братья. Поэтому они умереть.
— Но не так же жестоко!
— А что значить жестоко?
— Плохо.
— Они плохо жить, умереть тоже плохо, — и индеец отвернулся, дав мне понять, что разговор закончен. Но я еще попробовал промямлить:
— Но Вильсон, тот, третий, никого не убивал.
— Он вместе с ними. Они убить индейцы в деревня Сероскваке. Много индейцы. Все индейцы. Он умереть. Ты уходить, белый человек. Или ты тоже хотеть туда? Есть место — и он показал на четвертый столб.
Я отвернулся, с трудом давя набегающие слезы; плакать мне хотелось, наверное, в первый раз после того, как я расстался с детством. Вот тебе и «благородные дикари»!
Неожиданно, кто-то взял меня за плечи. Я повернул голову и увидел одного из тех самых странных «черно-зеленых» воинов. Он посмотрел на меня и сказал:
— Два года назад, в этих местах жили сотни сасквеханноков. Именно Скрэнтон и его люди заразили их оспой. То, что ты здесь видишь — те немногие, кто пережил ту эпидемию. Кроме них, есть две таких же деревни, где обитают немногие выжившие. Точнее, были — одну Скрэнтон уже вырезал. Под корень. И Вильсон — он сам сознался — хотя сам в этом не участвовал, зато стоял в дозоре и потом помогал избавиться от трупов. Мы, кстати, пробовали уговорить индейцев пощадить хотя бы его…
— Но они такие жестокие, прямо чудовища!
— Настоящие чудовища — это те, кто убивал женщин и детей.
Тем временем, раздались истошные крики, как мне показалось, Скрэнтона. Через пару минут, они прекратились, и «черно-зеленый» сказал:
— Мистер Оделл, давайте отойдем подальше. Кстати, у меня к вам будут несколько вопросов. Если вы, конечно, не против.
Мы вышли за частокол и чуть углубились в лес. Когда я заметил, что тут, возможно, медведи, тот засмеялся:
— Здешние медведи — просто миляги по сравнению с гризли. Если им не угрожать, никогда сами не нападут. Вы бы еще посмотрели на камчатских медведей…
Не знаю, что такое «гризли», и где эта Камчатка, но, вспомнив черную тушу, повстречавшуюся мне в лесу, я позволил себе усомниться в его словах, но — про себя; тем более, что с этим человеком я почему-то чувствовал себя в безопасности. А дикие крики возобновились с удвоенной силой, и я узнал голос Гранта. Мой же собеседник начал задавать мне вопросы — про жизнь в колониях, про мою профессию, про то, как я попал к Брэддоку… Но когда он спросил про отряд Брэддока, его командира и его состав, я посмотрел на него и сказал:
— Простите, сэр, но это — мой командир и мой отряд, и я — не предатель.
— Хорошо, мистер Оделл. А про Вашингтона вы мне сможете чего-нибудь рассказать? Что он за человек?
— Джордж Вашингтон? Не самая приятная личность. Довольно молод, перед Брэддоком заискивает, с подчиненными держится высокомерно. Но, должен сказать, следит за тем, чтобы его люди — колонисты из Виргинии и Мэриленда — не третировались «красными мундирами».
Ходит слух, что два года назад Палата бюргеров Виргинии послала Вашингтона к французам с требованием убраться из верховий Огайо, которые они считают своими. Французы над ним посмеялись, а он, вместо того чтобы вернуться в Виргинию, решил построить свой форт. Французы послали к нему делегацию, а он их всех перебил. Тогда французы пришли во всеоружии, и Вашингтон с компанией оказались в плену. Он слезно попросил пардону, и дал честное слово никогда впредь не воевать с французами; те их отпустили. Если это действительно так, то данное честное слово он нарушил, и многие на него косятся.
— У нас говорят про таких — хозяин своего слова, — усмехнулся мой визави. — Захотел, дал, захотел, забрал обратно.
— Ага, — рассмеялся я, но потом, после особенно громкого вопля Гранта, мне стало не до шуток. Вскоре крики моего тогдашнего мучителя прекратились, и сменились громкой декламацией — ее было слышно даже здесь — бессмертного монолога Гамлета, читаемого голосом моего бедного друга Тома. Эх, вряд ли я его еще увижу живым, подумал я. Все, что я могу сделать — это навестить его Дженни и рассказать ей о том, что человек, который ее любил, умер, как настоящий мужчина. И я, ничуть не смущаясь своего спутника, встал на колени и начал воздавать молитву Господу за раба Его Томаса.
12 июня 1755 года. Долина реки Сасквеханны.
Генерал Эдвард Брэддок, главнокомандующий английской армией в североамериканских колониях, командующий экспедиционным отрядом.
— Мистер Вашингтон, значит, вы хотите сказать, что этот участок дороги будет готов только завтра к вечеру?
Хотя этот молокосос Вашингтон и получил от Палаты бюргеров звание полковника, Брэддок не считал какую-то колониальную легислатуру вправе раздавать офицерские звания направо и налево, и называл командующего отрядом ополчения только по фамилии, что последнему определенно не нравилось. Но тот, как всегда, проглотил свою гордость и ответил: