Сергей расположился в кустах, метрах в двадцати от тропы, по которой должны были пройти англичане. Индеец довёл их до нужного места, объяснил наскоро особенности рельефа, и был отправлен Хасимом обратно в лагерь. Участок для засады был выбран там, где тропа делала небольшой поворот, что и позволяло поставить Г-образную засаду. Сергей со своей подгруппой расположился метрах в пятидесяти от ядра Хасима. Между офицерами подгруппы было по 5–7 метров расстояния, что позволяло маневрировать во время боя. Медленно тянулись минуты и Сергей поневоле возвращался мыслями к молодой жене и маленькой дочке. Как они там? Семья осталась в Рязани, он так и не успел перевезти их к себе. Ничего, в крайнем случае, родители заберут их к себе, в Казань.
Внезапно справа раздалось тихое «Чи-Чи» от Апача, который сидел крайним правофланговым в его подгруппе. Хазар сквозь просветы в зелени нашёл Апача, тот начал жестами передать информацию: «Наблюдаю противника. Направление 11 часов. 7 человек». Сергей немного приподнялся, пытаясь рассмотреть двигавшихся людей. Вроде как их должно было быть около десяти, хотя количество сообщали ориентировочно, так что не догма. Мимо него, крадучись, проследовала семерка людей, одетая в костюмы из выделанной оленьей кожи, на некоторых были бобровые или енотовые шапки. На ногах мокасины, в руках ружья. У некоторых за поясом томагавки и у всех ножи. Двигались и вели себя в лесу они достаточно профессионально. Сергей моментально оценил их уровень. Недооценка противника ведёт к скорой встрече со всевышним. Однако Хазара и его подгруппу люди не заметили и не учуяли. Британские камуфляжи прекрасно работали в лесу, да и опыта у группы было на три роты таких охотников. Ведь и Сергей, и все остальные несколько лет охотились в лесу не на дичь, а на себе подобных, и делали это весьма хорошо. Пропустив охотников мимо себя, ещё раз пересчитав их и убедившись, что сзади них никого больше нет, он дал два длинных тоновых сигнала тангентой радиостанции и получил один длинный тоновый сигнал в ответ. Значит, его инфа принята. Через какое-то время в гарнитуре радиостанции раздался приглушённый голос Хасима:
— Триста!
Сергей знал, что по этой команде офицеры приникли к окулярам своих коллиматорных прицелов и разобрали цели.
— Тридцать!
Пальцы офицеров выбирают свободный ход спускового крючка, одновременно с глубоким вдохом-выдохом, насыщающим мозг кислородом и придающим ему гиперактивность.
— Три!
На полувыдохе одновременный спуск и характерное шипение пуль при вылете из автоматов, снабжённых пэбээсами.
— Дробь огонь! Наблюдать.
— Хазар-Самуму!
— На приеме!
— Семь! Как принял меня?
— Принял тебя! Подтверждаю, семь!
Значит, никто из охотников не ушёл.
— Урал-Самуму!
— Урал-да!
— Подгруппе — досмотр и контроль! Остальным — прикрывать.
Потянулись очередные минуты ожидания… минут через пятнадцать-двадцать в гарнитуре прозвучало:
— Внимание группе! Сбор в основной точке. Как приняли меня?
— Удав — да!
— Урал принял!
— Хазар — да! — ответил Сергей и дал своей подгруппе команду сворачиваться и уходить. Основной точкой была обозначена индейская деревня, из которой они пришли.
На опушке леса группа собралась вместе и построилась в походный порядок. В центре ядра Урала находился один из охотников, с кляпом во рту, с руками, стянутыми за спиной, и в окровавленной куртке. Его под руки тащили Казак и Мастер. Группа скорым шагом направилась в деревню…
12 июня 1755 года. Где-то в лесах долины Джуниатты.
Джонатан Оделл, хирург при отряде генерала Эдуарда Брэддока.
Сегодняшний день был одним из самых черных во всей моей жизни. Люди, к которым я успел проникнуться уважением, оказались не более чем жестокими убийцами несчастных людей, кому всего лишь не повезло родиться с красной кожей вместо белой. Меня поразило, с какой радостью на лице мои недавние товарищи шли на убийство; да и на лицах троих из тех, кто остался со мной, было лишь сожаление, что им не доведется поучаствовать в кровавой вакханалии. Вот разве что Томас Вильсон, с которым я успел сдружиться за эту неделю, не выказывал никакого восторга.
В экспедицию я попал, когда к моим родителям приехал дальний родственник моей матери, генерал Эдуард Брэддок. Узнав, что я только что отучился на хирурга, он неожиданно предложил:
— Том (так как он был родственником, он меня называл по имени), а не хотел бы ты прогуляться с нами за Аппалачи? Наш главный хирург сильно заболел, и не сможет отправиться с нами.
Я сначала попытался осторожно отказаться, но, подумав, что я увижу новые земли и людей, их населяющих, дал ему себя уговорить, тем более, что деньги он мне предложил весьма неплохие. Но довольно быстро я понял, что мои таланты понадобятся еще нескоро; по моей просьбе, дядя Эдуард поручил меня Эбенезеру Скрэнтону и его людям. Сам Скрэнтон показался мне настоящим “горным человеком” — очень хорошо знал местную природу, умел ориентироваться на местности, да и когда один из его людей вывихнул ногу, а я ее сразу вправил, мне наконец-то стало интересно.
А про Тома Вильсона я, как оказалось, уже слыхал. У нас в университете рассказывали про некого студента-медикуса из колледжа Вильяма и Мэри, у которого в его университетской комнате нашли двух дам, “на которых из одежды были только чепчики” и с которыми он занимался не просто развратом, а тем, что Церковь осуждает под названием fornication.[24] Когда я узнал, что Вильсона выгнали из университета в последний семестр, я не нашел ничего лучшего, чем прямо спросить у него, не он ли это был. Тот рассмеялся и ответил:
[24] От лат. fornicatio — половой акт.