Проснулся я в светелке на мягкой пуховой перине; увы, между мною и свободой оказалась та самая главная банщица, а её рука и нога — весьма мускулистые, и практически без грамма жира — лежали на мне. Да, подумал я, зря я тогда потешался над бедным шведом… В детали вдаваться не буду, но уйти мне получилось далеко не сразу; и когда я робко осведомился, сколько я ей должен, она с улыбкой ответила, что я ей уже дал более чем достаточно; я так и не понял, имела ли она в виду деньги либо что-то иное, или, вполне вероятно, и то и другое. Единственным плюсом сего неожиданного и нежеланного приключения был весьма вкусный и необыкновенно обильный завтрак. Но когда я наконец вышел оттуда, оказалось, что меня уже давно все ждали. Никто мне ничего, конечно, не сказал, но ухмылки на некоторых физиономиях были весьма красноречивы. Лишь Тимофей Богданович посмотрел на меня с сочувствием и шепнул мне на ухо: "Княже, с кем не бывает…"
После этого, до Москвы я не пил вообще. Вообще поразительно — сам же хотел расстаться с Эсмеральдой, а вот те на, достаточно ей было проявить инициативу, и я бросился во все тяжкие от огорчения, и теперь приходилось платить по счетам. Сначала я промучался с похмельем, а потом в интимной области началось жжение. Как назло, ни одного медика в поезде не было, и я промучался до Москвы.
Двадцать девятого августа мы прибыли на Никольскую. Объявив отдых для новоприбывших, сам я отправился к одному из фельдшеров, Ване Иванишину — единственному фельдшеру-медику мужского пола, находившемуся в данный момент на Никольской. К девушкам я с такой болезнью пойти не мог, иначе я бы попросту сгорел от стыда.
— Гусарский насморк, — усмехнулся тот. — Пропишу-ка я тебе антибиотики. Вот только алкоголя в это время пить нельзя вообще.
Меня это, с одной стороны, обрадовало, если учесть, что именно из-за "зелёного змия" я и подцепил эту гадость. С другой же стороны, что мне делать, если мне придётся встретиться с государем либо с другой важной персоной? Подумав, я решил, что завтра же отправлюсь в Измайлово и проведу недельку там, вдали от подобных искушений. Кроме того, срочно нужно связаться с Густавом и, если нужно, передать и ему лекарство — у нашего посольства была с собой аптечка.
Но человек, как известно, предполагает, а Господь располагает. Не успел я выйти от фельдшера, как в дверь настойчиво постучали.
— Лёха, тут по твою душу человек от царя, — услышал я голос Саши Сикоева.
Молодой рында торжественно объявил мне, что государь желает меня видеть прямо сейчас, и что за мной прислали возок. И добавил, что царь желает, чтобы я прихватил с собой Тимофея Богдановича.
К счастью, тот ещё не успел уехать в родительский дом, и мы отправились в Кремль, где рында у входа в малую трапезную передал нас с рук на руки человеку, весьма похожему на царя. Я поклонился, а тот небрежно кивнул и сказал, глядя на меня с некоторым подозрением:
— Так вот ты какой, князь Алексей Иванович. А я Семён Никитич Годунов, родич государев. Здравствуй и ты, Тимофей. Подожди пока здесь, скоро тебя государь позовёт. А ты заходи, — и он сделал знак рындам, которые внимательно следили за мной.
Посадили меня подальше от Бориса. Стол уже был накрыт, и слуги положили мне на тарелку кушаний и налили вина в кубок. Да, подумал я, хорошо, что я не начал пить антибиотик… Царь же посмотрел на меня и сказал:
— Ну что ж, Алексей, рассказывай, почто ты так припозднился.
Я рассказал ему про то, что уже было сделано на Неве и в Кронштадте. Затем протянул ему бумаги от Столарма. К моему удивлению, царь бегло их прочитал, посмотрел на меня, и сказал:
— Так что со шведами?
— Вся река Нарова наша, от Сыренца до Усть-Нарвы.
— И сама Нарва?
— Да, и крепость, и замок. А сейчас там князь Хованский с полком. Да и мои ребята.
— А много людей полегло?
— Из наших — ни одного.
— А не брешешь? — насмешливо произнёс Семён.
— Семёне, Алексей, сколько я его знаю, ни разу не соврал, — посмотрел на него Борис. Впрочем, и сам Семён смотрел на меня намного дружелюбнее, чем в начале.
Я рассказал немного про то, как именно мы это сделали. И про Ивана Пушкина и его полк, про то, как они стойко держались в Ивангороде. Борис задумался, а потом сказал:
— Верную службу ты мне сослужил, княже. Что хочешь за неё?
— Прошу тебя дать мне Ивана Пушкина и Дмитрия Пожарского для нашего войска в Измайлово, государю. Добрые воины — про Пушкина я сам знаю, а за Пожарского Хованский просил.
— Добро, — решил Борис. — А для себя ничего не хочешь?
— Ещё титул какой-нибудь для Виталия Дмитриева.
— Титул? Княжеское достоинство, что ли? Добро, быть ему князем Наровским. А ты-то что желаешь?
Я потупился, а Борис засмеялся:
— Нет, Алексею, без награды не останешься. Придумаю я.
— Благодарю тебя, государю, но у меня всё есть.