Байкер неожиданно вскидывает мою руку вверх, словно судья, объявляющий победителя.
— Шрам звучит слишком тихо и спокойно, верно?! Мы же не в прошлом веке живём!
Толпа, словно заведённая, отвечает ему звериным ором. Самая настоящая стая, которая только и может, что выть и рычать. И я её часть. Я даже не могу сказать, приятно это мне или нет.
— Теперь он Мясник! Коротко и ясно! Мясник!
Он просто взял моё неофициальное прозвище, вот и всё. Скорее всего лишь потому, что это звучит немного пафосно и не так скромно, как Шрам. Но все его поддержали, будто им было всё равно, что поддерживать. Или моё новое прозвище им очень понравилось.
— Мясник! — закричали они.
— Я не слышу!
— МЯСНИК!!!
Меня поддерживают люди, что пропагандируют насилие. Словно мой мир только и состоит из насилия.
Я победил? Да? Или проиграл? Не помню. Но мне плохо и хорошо одновременно. Хочется выпить, чтоб поскорее провалиться, и нюхнуть, чтоб прошла боль, а разум погрузился в тёплое эфемерное вещество, будто облако, где его никто не достанет. Я так устал, но мне хорошо. Словно я снова дома… дома… Ведь я всё просрал, всё потерял и теперь один. Я даже не пытаюсь бороться, а просто опускаюсь всё ниже и ниже. Опускаюсь на самое дно, буквально сам гребу к нему, а не пытаюсь выплыть. Так где мой дом теперь? Я не помню этого, не помню, где он, но кажется, всё равно могу ответить однозначно:
Война и насилие — вот мой дом.
Глава 109
Всё тело болело так, что я с трудом мог повернуть даже шею.
Я не помнил, где я, не помнил, как здесь оказался, и вообще терялся в пространстве. Голова болела, а в глазах плыло так, что тошнило. Нет, меня тошнило не только из-за укачивания, но и потому, что я напился как последняя свинья. И глаза с трудом раскрываются потому, что всё лицо опухло и оплыло…
Как же мне плохо…
И всё же я нашёл силы посмотреть направо, чтоб увидеть, как мне в глаза смотрит какая-то черноглазая девушка с модельной внешностью и вся голая. Но мне так хреново, что даже сил нет посмотреть вниз, чтоб проверить, полностью ли она обнажена или нет.
Столько же усилий я приложил, чтоб посмотреть налево и понять, что там тоже девушка, но только уже синеволосая, у которой карие глаза. И она тоже смотрит на меня.
— С добрым утром, победитель, — улыбнулась девушка.
— Чего наш победитель пожелает? — спросила игриво другая, прижавшись ко мне грудью и закинув свою ногу так, что бедром я чувствовал её промежность.
— Может… чего-то особенного? — прижалась ко мне уже синеволосая.
— Да, — прохрипел я с трудом. — Аспирина и воды.
Они обе прыснули со смеху, а я с трудом оглянулся. Мы были в какой-то тёмной комнате, где частично облезали тёмно-красные обои и слабо светила лампочка. Кровать занимала едва ли не всю эту комнату, оставив место только для прохода по обе стороны, да одной единственной тумбочки.
— Аспирина нет, но есть кокс и водка, — предложила мне синеволосая. — Кстати, помнишь меня?
— Я с тобой целовался в углу, а с ней сидел в самом начале, — кивнул на черноволосую.
— Верно, но вообще мы ещё и в параллельных классах учимся, Мясник. Я в соседнем классе.
— Мясник? — немного не понял я.
— А ты уже и забыл? — вновь улыбка. — Но ты монстр, конечно, не поспоришь.
— А я думала, что тебя второй разотрёт в порошок, — практически легла на меня черноволосая. Практически, потому что всё же она упиралась руками и ногами, полностью не ложась. Может таким образом хотела возбудить меня, трясь своим телом, гладким и нежным, о меня. Но при такой головной боли другой головкой думать я не способен. — Думала, ну всё, допрыгался. А нет, ты только начинал прыгать.
— Ясно… Я с тобой в параллельных классах?
— Ага, — кивнула синеволосая. — Тебя сразу я заметила. Такой тихий, спокойный, почти незаметный. Опасный, — улыбнулась она. — Сразу было видно, что ты не такой, как все. А потом бац, и нет Шона.