Павел Григорьевич больше не сдерживает ребят, грозная ладонь никого не останавливает: он и сам увлекся, спорит, доказывает.
- Итак, решено, - говорит он наконец, - первое место заслуживает проект под девизом: "Хочешь быть молодцом - выше держи голову!" Второе место-"Попытка - не пытка...". Третье - "Надежда". Четвертое - "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью". Очень гордо назвались, но проект бескрылый. А теперь вам надо бы составить новый проект, который соединит в себе достоинства всех четырех планов.
Что ж, мы ведь вначале так и задумывали.
Красные, разгоряченные, словно не заседали, а бежали наперегонки, входим мы в столовую. Все вскакивают, как по сигналу. Назвав девиз победителей, Павел Григорьевич предусмотрительно делает паузу, и Лира так громко кричит: "Ура! Василий Борисович, ура!" - что сомнений, кому же принадлежит первое место, ни у кого не остается.
"Попытка - не пытка...", конечно, отряд Коломыты. Горошко повернулся лицом к Гале и так хлопает в ладоши, что это стоит любого "ура".
- А "Надежда" - это мы! - весело сообщает Настя.
И по методу исключения "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью" - это отряд Витязя. Мой отряд. Встречаюсь глазами с Катаевым - он недоволен: последнее место... все же это задевает и его. У Любопытнова поползли книзу уголки губ. Витязь нахмурил брови и смотрит на носки своих башмаков. Последнее место... это, что ни говори, неприятно.
- Ты огорчен? - спросила Галя.
- Глупости какие! - ответил я.
Она пошла укладывать Леночку, я остался в кабинете один и был этому рад.
Помню, в детстве меня учили пахать. Обливаясь потом, шел я за плугом, и в иную минуту мне казалось, что сил уже не хватает, ноги не держат и я вот-вот упаду. И вдруг - это было счастье! - плуг пошел легко. Он пошел легко, и силы возвратились ко мне, я шагал за ним счастливый, веря, что пришло умение, а с ним и легкость. И услышал за спиной окрик отца: "А чтоб тебе! Ослеп, что ли?"
Нет, не умение принесло эту легкость. Просто плуг пошел поверху, он брал не в глубину, а только царапал верхний слой земли - потому и стало легко.
Здесь, в Черешенках, мне казалось, что все вокруг делается само собой. Нет. Так не бывает. Василий Борисович неотступно был со своими ребятами. Галя отдавала им каждую свободную минуту: они были все вместе, думали, мечтали, спорили. А я был в стороне. Мне было скучно - сейчас я уже мог себе в этом признаться, - скучно, потому что жизнь изо дня в день текла ровно, для меня она нарушалась, пожалуй, только грубостью Катаева, но я знал: рано или поздно мы его обуздаем.
Почему так? Потому ли, что душу свою я оставил в Березовой?
Почти никто из ребят в Березовой не помнил семьи. Наш дом был для них якорем спасенья, всем миром. В Черешенках почти каждый из ребят помнил семью, разрушенную несчастьем, смертью или себялюбием. Сами они никак не были виноваты в своей бездомности: они не выбирали ее, не уходили из дому в поисках приключений или легкой жизни, как Репин. Позади у них не было ничего, кроме одиночества. И у всех была потеря - для многих еще памятная и болезненная.
Почему же я удовлетворился видимостью благополучия? Как мог позволить себе заскучать? Неужели два года самостоятельной работы ничему меня не научили?
Как просто мне представлялось: человек идет вперед и, конечно, по пути избавляется от своих недостатков, становится все лучше и лучше. Зачем ему становиться хуже? Слыхал я пословицу: "Без стыда лица не износишь, как платья без пятна". Зачем? Не хочу стыда!
Что бы я там ни отвечал Гале, но я-то знал, что потерпел поражение вместе с отрядом Гриши.
* * *
К теплу девочки высадили в ящики клубни георгинов и поставили в комнате на солнечное окно.
В погожие дни окно отворялось, и ветер колыхал ленты на веревочке между рамами - красные, синие, желтые, то яркие, то полинявшие от многих стирок.
После школы мы все во дворе.