По блюдечку в окружении лазоревых цветов снова катался розовый шарик.
-- Ты видел?! -- воскликнула Лиза. -- Видел, как Ляпус таблетку проглотил? Он же отравит Аленку! Почему больше не показывает?!
-- Он усыпит ее волю, -- мрачно ответил Лизин мужественный спутник. --Теперь Алена станет вялой и послушной. А блюдце не показывает больше, потому что усталость в нем накопилась. Полдня, не меньше, отдыхать будет. От яблочка-то оно силы набиралось.
-- Летим туда скорее! -- загорелась Лиза. -- Я сейчас выпью все зеленые таблетки, разнесу дворец по кирпичику, Ляпусу башку оторву и спасу Аленку.
-- Тут скорее хитростью надо брать, -- ответил ей Печенюшкин. -- Дворец не разнести, он волшебный. Кирпичи алмазные, заговоренные. Раствор замешан в полночь в новолуние на орлиной крови. Его атомной бомбой не расколешь.
-- Значит, подкоп надо рыть, в окно сверху прыгать, волшебство какое-то придумывать... Вот! У меня же браслет на руке. Сейчас как поверну! Что там кобра говорила? Страх пустыни и мудрость пустыни.
-- Не горячись, Лиза! Дело простое, как свисток из помидора. Даже если атакуем мы дворец, возьмем его штурмом, Ляпус с сестренкой твоей успеет сбежать по подземным ходам. Их там тьма. Все знает только Великий Маг, а он -- увы! -- в помрачении рассудка.
-- Так что же делать?!
-- О! -- сказал Печенюшкин. -- Это хороший вопрос. Теперь слушай и не перебивай. Ляпусу нужно всех нас поймать. Алена -- приманка. Пока мы не схвачены, он ей ничего не сделает. Попытаться отбить у них Аленку можно только завтра на Главной площади.
Злодей туда стянет все свои силы -- всю нечисть волшебную. Но другого пути нет. Или мы их, или они нас. Вызов брошен лично мне. Что ж, я его принимаю. Посмотришь на Печенюшкина в деле... А вот и дворец, Лизонька. Глянь-ка в окошко.
Троллейбус неподвижно висел в вышине. Слева, на уровне Лизиных глаз проплывало легкое пушистое облачко. Впереди же и внизу, краснея черепицей крыш, зеленея кругами, треугольниками, квадратами парков и скверов, расстилался город. Самая большая крыша выглядела не крупнее спичечной этикетки.
В центре города, казавшегося сверху кукольным, фасадом выходя на правильный бело-зеленый восьмиугольник Главной площади, возвышался над всеми другими зданиями розовато-серый островерхий замок.
-- Ой! -- забеспокоилась Лиза. -- Нас же оттуда увидят.
-- Ничего подобного! -- возмутился Печенюшкин. -- Мою тележку может видеть только тот, кому положено. Не переживай. Итак -- спуск!
Он прыгнул в водительское кресло, ударил по клавишам управления, вдохновенный, как пианист, рванул на себя сверкающую рукоятку. У Лизы зазвенело в ушах, томительно закрутило в животе, а сердце подскочило к горлу.
Троллейбус рушился вниз, стремительно росла земля, ноги отнимались от страха, а Печенюшкин уже сидел рядом, хлопал Лизу по плечу, хохотал, подмигивал, подбадривал.
Город остался сбоку, мелькнула крепостная стена с тяжелыми коваными воротами и тоже пропала. Все заслонил длинный невысокий холм с пологими склонами -- их покрывал стелющийся кустарник, усыпанный гроздьями мелких желтых цветов.
"Как сейчас шмякнемся!" -- успела подумать девочка, и тут же без всякого торможения их чудесная "тележка" вдруг замерла, едва не коснувшись зеленой муравы, словно подхваченная чьей-то исполинской ладонью.
Лизу вдавило в кресло так глубоко и резко, что пружины, распрямляясь, тут же подкинули ее вверх, чуть ли не до потолка, и она второй раз приземлилась -- на сиденье. Впрочем, как ни странно, никаких неприятных ощущений ей вся эта посадка не причинила.
-- Прости, если можешь, -- оправдывался пилот-лихач. -- Прыжки без парашюта с затяжной нервотрепкой, -- это моя вторая слабость после печенья.
-- А сколько у тебя всего слабостей? -- севшим голосом спросила Лиза.