Иногда она бывала рассеянна до крайности. Он снова взял ее руку, и она не отнимала ее. Потом она положила голову ему на плечо. Он закрыл глаза. Ему хотелось, чтобы карета ехала долго. Но они скоро приехали. Она и дома была с ним теплей обычного, но не так, как в карете.
XI
— Сашка, Сашка! Господи, Сашка!
Медведи, конечно, в лесу водились, иногда они даже подходили близко к дороге, но над Сашей стоял не медведь, это был Лева. Тяжело дыша, он повалился в траву рядом с Сашей.
— Сашка, Сашка! Черт! О господи! Сашка…
— Ты где…ты где был? — Саша еле ворочал языком.
— В багажнике. Они меня в багажник… Я был в багажнике… Слышу — стреляют… Я освободился… Багажник они не заперли, только… И…
Лева — у него-то все зубы (давно уж не свои) были на месте — чуть не прыгал от счастья, что не потерял Сашу. Он хотел во всех подробностях рассказать Саше о том, как очнулся в ужасной тесноте, духоте и темноте, и как почувствовал, что лежит боком на собственных расколотых очках, и как стеклом очков разрезал веревку, которой — слава богу, спереди — были скручены его руки, и как весь при этом изрезался, и как ему было больно и страшно, и как он мучился сознанием собственного бессилия, когда видел, как избивали Сашу, и как хотел сесть за руль какой-нибудь из машин, но не решился, так как не умел водить машину, и как в отчаянии хотел уже было броситься на бандитов, но не смог, и как сообразил, что в момент наивысшей неразберихи можно внести панику в ряды противника; но теперь он увидел, что Саша мало расположен слушать рассказы о чужих приключениях, и замолчал.
— Ну и зря. В хорошем приключенческом романе этот эпизод занял бы страниц пять.
— А мы дадим читателю сноску на какой-нибудь хороший роман.
— Точно. Не забыть бы.
(Они забыли. Сам вспомни, о читатель.)
— А где же менты?
— Какие менты?! Это я кричал — ты что, не понял?
— Не до того было.
— Ох, Сашка, Сашка… Я опять без очков, как крот… И деньги забрали…
Саша не спросил, забрали ли бандиты рукопись, которая была в кармане у Левы. Им обоим было совершенно не до рукописи. (Бандитам — тоже; они не взяли ее.) Саша и Лева немного полежали, набираясь сил. Потом Лева помог Саше встать на ноги, и они попытались идти. Они не пошли прямо к дороге и к машинам, ведь те и другие бандиты, сообразив, что их развели, в любую минуту могли вернуться туда. Они хотели выйти к дороге, но не в этом месте, а хотя бы на пару километров подальше. Для этого нужно было углубиться в лес и лесом пройти эту пару километров.
Лес был глухой, и ночь была безлунная. Чтобы прятаться, это было хорошо. Чтобы двигаться — плохо. У них не было компаса, ничего не было. Возможно, днем Лева сумел бы сориентироваться по деревьям, но ночью и без очков он не видел ничего. Саша ориентироваться в лесу не умел вообще, и он очень плохо себя чувствовал, у него все болело. Они думали, что идут параллельно дороге, а на самом деле шли перпендикулярно, удаляясь от нее. Когда они хотели выйти к дороге, то обнаружили, что дороги нет. Они заблудились. Но они не хотели признавать этого факта. Они продолжали брести, как зомби. Было бы неправильно сказать, что они брели «куда глаза глядят». Глаза их не глядели, они ничего не видели. Они шли, потом спотыкались о корни деревьев, падали, лежали, жевали траву и листья, чтоб не так хотелось пить, вставали, опять шли, опять падали и лежали. Никакой лесной зверь не встретился им, только сова ухала сверху, но они не слышали ее, они ничего не слышали, кроме собственной крови, стучавшей в уши. Потом — они не знали, сколько времени прошло, — начался дождь, и они ловили ртами воду и пили. Они промокли, совсем выбились из сил. Слепой Лева в очередной раз наткнулся на что-то и упал.