Они купили у бабки пирожков с мясом и стоя ели их. Из здания автостанции вывалилась шумная пьяная компания и подрулила к бабке. После инцидента в электричке беглецы опасались шумных пьяных компаний. Они отступили в сторонку. Пьяные занимали очень много места. Саша и Лева отступили еще. Саша пятился не глядя; он споткнулся обо что-то твердое и большое (арбуз, лежавший прямо на земле) и, чтоб удержать равновесие, схватился рукой за то, что было ближе всего, то есть за прилавок, на котором лежали арбузы. Дохленький прилавок накренился, и пятнадцатикилограммовый арбуз с ужасным мокрым звуком хряпнулся оземь. Саша затряс рукою и отскочил, но было уже поздно. Разъяренный узбек стал кричать, что Саша испортил товару на тысячу рублей. Саша хотел послать узбека подальше и уйти — водитель уже вернулся в кабину, и автобус вот-вот должен был отправиться, — но узбек, продолжая причитать и вопить, схватил его за рукав:
— Плати! За арбуз — плати!
— Пошел ты, — сказал Саша. — Я же не нарочно. Чего ты разложил свои поганые арбузы, где люди ходят?
— Плати! — завизжал узбек и стал оглядываться кругом себя. — Коля, он не хочет платить… Гена, иди сюда… Разберемся…
Из дверей автостанции вышли два амбала. Они, наверное, и были — Гена. Они надвигались мерным шагом, покачивая на ходу плечами и бедрами. Саша мгновенно взмок. За одну руку его тянул узбек, за другую — Лева. Саша дернулся, высвободил свои руки, достал бумажник и голосом отчаянным и злобным сказал узбеку:
— На, подавись, морда черномазая!
Узбек сразу перестал кричать. Смуглое лицо его расплылось в привычной улыбке. Он очень аккуратно взял деньги, нагнулся, поднял разбитый арбуз и подал его Саше. Из кабины автобуса высунулся водитель и проорал:
— Эй, мужики! Вы едете или нет?!
Лева и Саша побежали к автобусу. Арбуз оттягивал Саше руки и поясницу, но, взвинченный скандалом и плохо соображавший, Саша так и не бросил арбуза. Автобус тронулся, и вышвырнуть арбуз было некуда, в окно он не пролезал, так велик был. Саша с трудом запихал его под сиденье. Автобус набрал скорость и ехал быстро, но вдруг так резко затормозил, что пассажиры с руганью повалились вперед, а арбуз выкатился из-под сиденья и всей тяжестью наехал на Сашину ногу. Саша со злобой пихнул его обратно, потер ногу, тихо сматерился:
— Как картошку везет…
— Там собака была, — сказал Лева, обернувшись и вытягивая шею (он сидел у окна), — мы ее чуть не задавили… Животные так часто гибнут под колесами…
У Левы голос дрогнул; Саша понял, что Лева думает о Черномырдине и страх одолевает Леву. Быть может, Черномырдин давно погиб…
— Видишь, я не забыл о нем, — сказал Мелкий.
— Довольно неуклюже ты его вспомнил, надо сказать. Притянул за уши… Ну, давай, давай, выкручивайся…
Большой совсем не об этой чепухе сейчас думал. Он думал о непреходящих, вечных ценностях, о деньгах. Младшая дочь хочет брать уроки верховой езды… «Папа, купи лошадь…» Лошадь! Он уздечку от лошади не мог позволить себе купить без того, чтобы семейный бюджет обрушился ему на голову с упреками вместе. Он вздохнул. «Вот и берешься за всякую халтуру… Бывало и хуже…»
Черная «девятка» продолжала стоять у бровки тротуара. Никто не подходил к ней, никто не выходил из нее. С того места, где они сидели, колес не было видно, и казалось, что она не стоит, а лежит на тротуаре, дыбом выгнув спину, протянув передние лапы. Большой и Мелкий старались не смотреть в ее сторону, но невольно глаза их то и дело устремлялись туда, словно невидимые приводы притягивали их к ее шестерням.