— Вы не понимаете?
Я тЕнь зоВу, я жду ЛЕилЫ:
Ко мне, мой дРуг, сюда, сюда!
— Возьмем буквы «е» в слове «тень», «в» в слове «зову»…
Саша — он уже ухватил суть метода — сложил буквы быстрее Левы и выпалил торжествуя:
— Рылеев!
— Разумеется! Разумеется, друг мой! Пушкин узнал о смерти Ризнич одновременно с извещением о казни декабристов!
Чарский, ликуя и захлебываясь, стал объяснять дальше:
— Эзотерика выпущена на простор вдохновения… Первое же полногласное «О» снимает всякую «испод-тишковость», греховное комплексование, — и слабые души, слушающие это абсолютно адресное обращение, неожиданно ставшие свидетелями чего-то сверхъестественного, великого… «я тень зову» — вызов переборке, разделяющей два мира…
Саша ничего не понимал, но старался. Ему так понравился фокус, что проделал Чарский со стихами, что даже сон с него слетел и головная боль исчезла. А Леву, похоже, все это настолько впечатлило, что он сам ухватил карандаш и, высунув язык от усердия, что-то писал и вычеркивал на бумажке. Да, конечно, решил Саша: как только они отделаются от Чарского — нужно будет и рукопись так же разобрать на буквы, и смысл ее станет ясен.
— «Тень» — это колебание на завесе бытия от неподвижного оборотного «нет», это оживление дыханием, энергетическим разрядом… «Сюда! Сюда!» — звучит зазывание в ту сферу, где светит бессмертная суть… И снова рождается логос — слово…
— Эдгар Орестович! — перебил Лева и продемонстрировал Чарскому свой листочек
Лева водил карандашом по буквам, Чарский смотрел внимательно.
ОЕСЛИ п РА вда чтоВ Н очи
К огда покоятся живы Е
И сНЕ ба лунные лучи
Скользя Т на камни гробовые
О, если пра В да, чт О тог Д а
Пустеют тихие могил Ы …
— Ну-ка, ну-ка, что это? — заинтересовался Чарский. — Вы нашли какой-то новый ключ… «Если… в к-ра-не не-т в-о-д-ы…» Вы издеваетесь надо мной! — закричал он гневно.
— Ничуть, — сказал Лева. — Там дальше и вторая часть фразы получается, я просто поленился выписывать… Проверьте, ежели хотите.
(Саша проверил — получалось.)
— Вы… вы слепец! — воскликнул Чарский. — Ваш ум закрыт для знания… Вы невежественный человек! Вы не можете сбросить с себя оковы! А ведьонсказал:
О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух…
О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух…
Он имел в виду прежде всего эзотерическое знание! То, которое дается человеку через духовное просветле…
— Когда я слышу слово «эзотерический», — сказал Лева, — мне хочется, извините за выражение, блевать.
— Вот-вот! А когда такие, как вы, слышат слово «культура» — они хватаются за пистолет! Вы антисемит! Вам чужд дух просвещенья! Вы бездушны!
— Ваши некрофильские бредни, — сказал Лева, — не имеют к просвещенью ни малейшего отношения. От антисемита слышу.
Саша с тревогой смотрел на Леву. Он не понимал, из-за чего Лева вдруг так раскипятился. Все эти интеллигенты были такие вспыльчивые и не хотели слушать никого, кто думал не так, как они.
IX. 1830
Глаза его разболелись, спина затекла. Он встал, разминая ноги: их кололи тысячи мурашек. Никто не приходил, никто не глядел на него из зеркала. Ему хотелось уже спать. Он подошел к зеркалу. Присев на корточки, стал отодвигать стопу книг. И вдруг им овладело мучительное, острое желание бросить через плечо взгляд в зеркало и одновременно с ним — боязнь сделать это движение. То была смесь какого-то первобытного ужаса и сладкого, запредельного восторга. Он весь дрожал. Потом осторожно повернул голову и скосил глаза.
…Как легкий звук иль дуновенье,
Иль как ужасное виденье,
Мне все равно…
Мутное зеркало отражало его сидящую на корточках фигуру. И вдруг мелькнуло зыбкое, безглазое чье-то лицо, и зеленая тень прошла по стеклу.