— Ты чего?!
— Могила… — прошептал Лева. В глазах его был неописуемый ужас.
— Ну, могила. И что? Это погост, я же тебе говорил — при старых церквах бывают. Тебе ли могил бояться? Уж мы копали-копали…
— Да ты прочти,чьяэто могила…
Саша посмотрел влево, куда указывал Лева. На мраморном надгробии было написано:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье…
— Это же она, — тихо сказал Лева. — Это та, которая…
— Да знаю я!
Они бросились прочь. Они не видели, что на порог церкви вышел батюшка и с недоумением глядит им вслед. Лицо его было симпатичное и умное. Возможно, они вернулись бы, если б увидели это лицо. Но они не оглядывались. Они улепетывали сломя голову, как будто сама Анна Керн гналась за ними, восстав из гроба.
XIII. 19 августа:
один день из жизни поэта Александра П.
17.10 Он работал — наконец-то пошло… Просто надо взять себя в руки… Жены все не было. Но ему уже было не до жены, он ушел в тот, другой мир.
17.40 Дети пришли с прогулки. Они были довольные, грязные, румяные. Няня — рыжая молодая женщина с тремя дипломами, знающая пять языков, — была очень дорогая, но хорошая, почти как Мэри Поппинс. Дети ее обожали, он — побаивался. Жена ревновала совершенно напрасно.
— Все нормально? — спросил он.
— Все хорошо, — ответила няня. — Саша наконец сумел залезть на ту большую яблоню…
— Балуете вы его, Арина.
— Ребенку нужна свобода. (Жена так не считала.)
— Там с ними был какой-то большой парень… — сказал он, так, для проформы.
— Это Алеша, он учится во втором классе, живет в третьем подъезде. Все нормально, Александр Сергеевич. Гриша себя в обиду никому не даст.
Дети от этого брака были самые благополучные. Мальчик с абсолютно европейскими чертами, девочка и вовсе блондинка.
— Маша разбила коленку, — сказала няня, — вы не волнуйтесь.
Он и не волновался. Жаль, что нельзя было жениться на няне, а жить — с женой.
18.30 Позвонил Петр (друг старый).
— Сашка… Что ты об этом думаешь?!
— О чем?
— Ты что, не читал?!
— Ничего я не читал, — отвечал он с раздражением, — на работе компьютер сломался… А домой я только вошел.
— Вынесли приговор-то.
— А… Сколько?
— С учетом моратория — пожизненно. Но это пока мораторий…
— Нет, — сказал он, — не может этого быть. Ты, Петька… Слушай, я тебе потом перезвоню. У меня тут…
XIV
Геккерн и Дантес добрались до инженера Миронова (они вычислили его очень просто — обходя все квартиры вблизи бывшей гостиницы Пожарского) лишь к полуночи, когда птички давно упорхнули. Они опять собрали, осмотрели и сфотографировали оставленные беглецами вещички: зубные щетки, выстиранное мокрое белье, тюбики с краской для волос, полупустые пакеты с кошачьим кормом и прочую дрянь.
— У нас уже целая коллекция ихних трусов, — сказал Дантес, — а толку?
— Трусы тоже могут содержать информацию, — сказал Геккерн.
— Какую, например?
— Например, такую, что у них пока достаточно денег и свободного времени, чтобы в каждом городе покупать себе новые трусы…
Но, к сожалению, было невозможно приставить милиционера к каждому магазину и лотку на рынке, где продаются мужские трусы. К тому же трусы можно было украсть с веревки в каком-нибудь дворе, где хозяйки развешивали белье, — осталась еще в маленьких городках такая практика… Агентам приходилось с этим мириться.
— К черту трусы, — сказал Дантес, — поехали сейчас же в Вышний Волочек. Больше им деваться некуда.
— А могилка Анны Петровны в Прутне? — возразил Геккерн. — И они любят кладбища… Кстати, это очень подозрительно. Лучшего места для контактов стеми,чем кладбище, не найти…
— Да, наверное. Хотя… Нам никогда не понять логикутех.Абсолютно чуждое мышление. Нечеловеческое.