Если помните, Андрей Болконский в романе графа Толстого, желая выразить пренебрежение, произносил русские слова с французским акцентом. Старый колдун Ефрем Нехорошев в подобных случаях переходил на суржик.
– А без меня оно своим чередом идти не может? – прямо спросил Глеб.
– Может.
– Зачем тогда посылаешь?
– А чтоб самому не ехать, – невозмутимо отвечал колдун. – Честно тебе, Глебушка, скажу: не люблю я с этим народом якшаться. Не люб‑лю…
– С каким ещё народом?
– Увидишь…
…Портнягин с сожалением бросил ещё один взгляд на тускло‑радужное стекло и, вздохнув, двинулся в обратный путь.
***
Узкая, извилисто сбегающая с курганчика тропка вывела Глеба на крепко утоптанную поляну под сенью одичавшей сливы общественного пользования. С четырёх сторон высился бурьян. Посередине чернело пепелище, из которого выдавался клыком полусгоревший обуглившийся пень. На земле какое‑то тряпьё, пара разнокалиберных деревянных ящиков для сидения. На меньшем выжжены в столбик раскалённой проволокой три слова: «Матрос», «Партизан» и «Железняк». Видимо, клички прежних обитателей здешних мест.
Нынешняя компания в интерьер решительно не вписывалась: двое мужчин, оба в костюмах, при галстуках. Чуть поодаль, опершись на снайперскую винтовку, хранила презрительное молчание костлявая блондинка в белых колготках, белой блузке и шортах защитного цвета. Блёклые рыбьи глаза, подбородок – как у таранного броненосца.
– А где поп? – негромко спросил Портнягин (от серого дощатого забора их по прямой отделяло метров тридцать, не больше).
– Кадить пошёл, – любезно сообщил тот, что пониже ростом, милый улыбчивый интеллигент. И всё‑то в нём было прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Вот только о руках трудно что‑либо сказать – руки он почему‑то всё время держал в карманах.
– Что‑то я его во дворе не видел, – заметил Глеб.
– Ну, значит, не дошёл ещё…
Из‑за бугра послышался стук по дереву, лязг цепи, надрывный лай, потом заглушаемые захлёбывающимся рычанием голоса. Улыбчивый интеллигент оглядел собравшихся на поляне.
– Малый джентльменский набор, – сказал он.– Кстати, Поликрат Поликратыч, а почему я здесь не вижу криминалитета? Репутацию бережёте?
– Тупые они, – угрюмо отозвался дородный Поликрат Поликратыч. Лицо у него было обширное, озабоченное. Официальное. – Нюансов не ловят. Прикопают без намёка, а я отвечай потом…
– Прометей прикопанный, – с удовольствием изрёк его рафинированный собеседник. – И какие же требования выдвигает этот ваш самородок?
– Никаких.
– Как? Вообще?
– Вообще.