Сильва. Как вы живете? Можно поинтересоваться?
Макарская. Входите. Все равно ворветесь.
Сильва. Это действительно. (Входит вслед за Макарской в дом.)
Из подъезда выходят Нина и Бусыгин. Нина в плаще, с сумочкой.
Бусыгин. Нет-нет, иди одна. Лучше уж я пойду с отцом. Послушаю музыку. Глинку, Берлиоза…
Нина. Я тебе не советую.
Бусыгин. Почему?
Нина. Никакого Берлиоза ты не услышишь.
Бусыгин. Как же? Отец сказал…
Нина. Мало ли что он сказал. Вот уже полгода, как он не работает в филармонии.
Бусыгин. Серьезно?
Нина. Да. И лучше, если ты об этом будешь знать.
Бусыгин. Где же он работает?
Нина. Работал в кинотеатре, а недавно перешел в клуб железнодорожников. Играет там на танцах.
Бусыгин. Да?
Нина. Но имей в виду, он не должен знать, что ты об этом знаешь.
Бусыгин. Понятно.
Нина. Конечно, это уже всем давно известно, и только мы - я, Васенька и он - делаем вид, что он все еще в симфоническом оркестре. Это наша семейная тайна.
Бусыгин. Что ж, если ему так нравится…
Нина. Я не помню своей матери, но недавно я нашла ее письма - мать там называет его не иначе как блаженный. Так она к нему и обращалась. «Здравствуй, блаженный…». «Пойми, блаженный…». «Блаженный, подумай о себе…». «У тебя семья, блаженный…». «Прощай, блаженный…». И она права… На работе у него вечно какие-нибудь сложности. Он неплохой музыкант, но никогда не умел за себя постоять. К тому же он попивает, ну и вот, осенью в оркестре было сокращение, и, естественно…
Бусыгин. Погоди. Он говорил, что он сам сочиняет музыку.
Нина(насмешливо) . Ну как же.