— Кавалье! Кавалье! Кавалье!
Но сторож не просыпался. Старый жандарм спал крепким сном.
Между тем в окно было видно, что весь первый этаж обратился в раскаленное горнило; при этом я заметил, что помещение набили соломой, чтобы дать пищу пламени.
Итак, дом подожгли!
Я снова неистово закричал:
— Кавалье!
Тут мне пришло в голову, что он может задохнуться от дыма. И, словно по наитию, я зарядил ружье двумя патронами и выстрелил прямо в окно.
Все шесть стекол, выскочив из переплетов, разбились вдребезги, и осколки посыпались в комнату. На этот раз старик услыхал и в одной рубахе появился в окне, растерянный и до безумия испуганный отблесками пламени, ярко освещавшими весь двор.
Я крикнул ему:
— Дом горит! Прыгайте в окно! Скорей! Скорей!
Сквозь щели нижнего этажа внезапно вырвались языки пламени, они лизали стены, подбирались к старику, грозили отрезать ему путь. Он прыгнул и встал на ноги, как кошка.
Он прыгнул вовремя! Соломенная крыша вдруг провалилась посредине, как раз над лестницей, образовав отдушину для огня, бушевавшего в нижнем этаже; огромный красный сноп пламени поднялся в воздух, рассыпался брызгами, как струи фонтана; огненный дождь полил вокруг хижины.
Еще несколько мгновений — и весь дом охватило огнем.
Кавалье растерянно спросил:
— Где загорелось?
Я ответил:
— Подожгли кухню.
Он пробормотал:
— Кто же мог поджечь?
И внезапно я догадался:
— Мариус!
Старик все понял. Он пробормотал: