Один из лидеров оппозиции тепло встретил героя недавних событий: угостил знатным ужином и наградил именным оружием. А потом устроил ему нечто вроде продолжительного отпуска: поселил в роскошном отеле — в номере с видом на Босфор; приставил двух вышколенных и молчаливых охранников; оплатил углубленное обследование в одной из лучших частных клиник турецкой столицы.
Отсыпаясь, объедаясь, часами глазея в экран телевизора и просто бездельничая, Гаффар провел в мирном и беззаботном Стамбуле около двух месяцев.
— Успеешь, — неизменно поглаживая бороду, заходился Ахтар мелким дребезжащим смешком, когда моджахед, не выдерживая испытания «райской жизнью», наведывался в генеральскую резиденцию и умолял отпустить на родину. — Вскоре тебе предстоит очень тяжелая работа. А пока отдыхай, набирайся сил, лечись…
Эти фразы ненадолго успокаивали. Значит, не зря он здесь прохлаждается.
Проходило несколько дней, и полевой командир опять чувствовал щемящую сердце тоску, опять оказывался во власти депрессии…
Но заслуженный генерал слов на ветер не бросал — в конце декабря в номере отеля внезапно появился Эдди Маккартур. Стремительно прошагав через полумрак роскошного холла, он пожал руку вставшему навстречу инженеру, и сухо обмолвился:
— Собирайся, Гаффар — твой отпуск закончен. В аэропорту нас ждет самолет.
В аэропорт добирались на представительском автомобиле Ахтара. Зная неразговорчивость американца, Гаффар ни о чем не спрашивал. Зачем? Капитан сам расскажет о том, что сочтет нужным. Не сейчас, так позже — в учебном лагере.
Тот сидел, закинув ногу на ногу, смачно затягивался сигаретой и выпускал дым тонкой струйкой в щель приопущенного тонированного стекла. Поглядывая на бурлящий восточный город, он снисходительно улыбался. Потом, затушив окурок в пепельнице, задумчиво произнес:
— Между прочим, твой коллега Дарвеш восстановил свою репутацию.
Афганец равнодушно пожал плечами. Дескать, какое мне до этого дело?..
— Да-да, — продолжал Эдди, — вскоре после твоего отъезда он неплохо сдал экзамены за повторный курс обучения, за что его поощрили: отправили во главе отряда на задание в район севернее Джелалабада.
— Неужели Аллах наконец-то даровал ему терпение?
— Представь, да — Дарвеш справился с собой. Месяц назад — в конце ноября, группа подстерегла звено ударных Ми-24 и произвела пять пусков. В результате атаки две воздушные цели уничтожены.
— И попадания были кем-то подтверждены?
Американец криво усмехнулся:
— Я сам принимал участие в этой операции.
Это меняло дело.
Внешне Гаффар оставался невозмутимым, однако внутри эмоции перехлестывали через край. Новость не обрадовала и не огорчила. Скорее подстегнула. Конечно, его личное достижение «весило» побольше, ведь он добился такого же результата, действуя самостоятельно — без участия заокеанских наставников. Тем не менее, что-то больно сдавило грудь…
Нет, ни зависть, ни ревность к чужим успехам инженера никогда не мучили. Скорее, мучил стыл или отчаяние. Единоверцы занимаются настоящим делом: рискуя жизнями, подбираются к хорошо охраняемым военным базам, подкарауливают и сбивают русские вертолеты… Даже такие как нерадивый, пустоголовый Дарвеш. А он… Он почти три месяца пролеживал бока на широкой и мягкой кровати уютного номера, ел за троих, купался в бассейне, млел от прикосновений массажисток и бездумно смотрел развлекательные каналы.
— Я отлично отдохнул и подлечился в Стамбуле. Могу снова идти караванными тропами в Афганистан: к аэродромам Джелалабада, Кабула, Кандагара… Куда прикажете! — вдруг с жаром заговорил он. Затем подозрительно покосился на сотрудника ЦРУ: — Надеюсь, меня не станут держать в Чамане в качестве преподавателя или… музейного экспоната?
— Успокойся. Не станут. Скоро ты отправишься на очень важное задание.