– Микеле, как уверенно ты стал разговаривать. Значит, преодолел психологический барьер? – И он покосился на член, который свисал из-под кимоно, как язык соборного колокола.
Микеле нервно одернул кимоно:
– Да что вам нужно?! Уходите!
– Это – мой шедевр! – сказал незнакомец, указывая на лобок режиссера.
Мозг Морина спроецировался в прошлое, на пять лет назад, когда в клинике Сан-Беллармино он познакомился… как же его звали… Бо… Бокки! Паоло Бокки! Они находились в кабинете у хирурга, который взвешивал на руке его причиндалы.
– Прибавить четыре-пять сантиметров – и у тебя не будет проблем…
– Нет, доктор, я хочу превзойти всех.
Если уж светило обеспокоилось, то, наверное, выявились какие-нибудь противопоказания, затруднения или, чего доброго, начнется отторжение…
– Профессор, простите меня! Я вас не узнал. Пожалуйста, входите! – И он провел Бокки в кабинет.
Антонелла подождет.
– Скажите, доктор, что-нибудь случилось?
Бокки уселся и закурил сигарету.
– Да, кое-какая проблема есть.
– Ради бога, доктор, не заставляйте меня сидеть как на иголках! – Безотчетно он потрогал пах.
– Представьте себе, что вы сняли фильм… шедевр… ну, я не знаю… «Апокалипсис наших дней», но никому не можете его показать. Как бы вы себя ощущали?
Куда это он клонит?
– Плохо бы ощущал…
– Вот и я говорю. Это, – он снова указал на режиссерский член, – мой шедевр. Что вы скажете на то, чтобы мне начать его немножко рекламировать?
Микеле Морин побелел:
– Что… что это значит?
– Вам известно, что есть фотодокументация объекта до и после операции? Убежден, что многие журналы дорого заплатят за такой материал! И прежде всего потому, что дело идет о знаменитом режиссере.
В голове Морина промелькнуло видение: сотни женщин перемигиваются у него за спиной… его высмеивают в убийственных репризах… и сам он, с веревкой на шее. Ретроспектива его работ на канале RAI-3 в два часа ночи…