— И мы поначалу думали: заурядная провокация, да только после разговора с экономкой убитого я призадумался. Уж не помешал ли покойник — царство ему небесное — самому епископу Рудзинскому?
— Это не проповедями ли против колхозов помешал бедный ксендз его преосвященству? — усмехнулся Жмудис.
Улыбнулся и Озеров:
— Если верить экономке, скорее наоборот. В последние дни старик вроде бы всерьез стал сомневаться в том, что говорил раньше: власть Советская-де — от антихриста. В проповеди прямо заявил прихожанам: не следует церкви заниматься политикой. И дома, перед распятием, вымаливал прощение за былое свое ораторство. Вот его и убрали. Чтоб молчал.
— А как он оказался у ксендза, этот Скочинский? — поинтересовался Пятрас.
— Беженец. Бежал из захваченной немцами Польши. Епископ утверждает, что не мог отказать ему в приюте. Тем более что Скочинский будто бы готовил себя к служению богу. Поэтому епископ и поселил его у настоятеля самого крупного в городе костела.
— И долго он у него готовился к служению богу?
— Почти месяц. Между прочим, ездил с настоятелем по приходам. Словно был к нему приставлен.
— Или проверял резидентуру?
— А почему бы и нет, — согласился Озеров. — Заодно подметил и колебания в настроениях покойного. Алиби себе обеспечил: исчез за три дня до убийства.
— Выходит, этот самый Крутис, специалист по мокрым делам, вовремя подоспел к епископу…
— Да, в срок… — отозвался Озеров. — От его усердия кровью полсада залило. Знали бы мы, чем кончатся его регулярные визиты к епископу, раньше бы его замели.
Жмудис машинально посмотрел на часы. «Четыре минуты», — отметил он про себя и негромко сказал:
— Иван Петрович, Крутис еще в тридцать первом году служил в садовниках у здешнего прелата Витольда. Неудивительно, что прелат сделал его связным. Но, скажу откровенно, попадись он нам — взяли бы не раздумывая. Многовато уж больно за ним всего…
Озеров недоверчиво покачал головой.
— Знаешь, Пятрас, ну возьми мы его, а как бы потом вышли на Скочинского? А Крутис сам нас привел к нему. И когда они встретились на заброшенном хуторе, я впервые подумал: ох, не так уж он прост.
— Пароход, — порывисто указал Жмудис.
Действительно, к пристани медленно, будто нехотя, приближалось крохотное обшарпанное суденышко. Озеров пристально разглядывал палубу.
— Смотри, вон молодой блондин в бежевой накидке с пелериной и саквояжем. Скочинский, — негромко сказал он Жмудису.
— О, а ведь он недурен, этот поляк, — пошутил Жмудис.
— Что-то я не вижу ни Крутиса, ни Бутейкиса, — задумчиво отвечал Озеров.
— Может, сошли в Алитусе?