Были два поручика - Резников и Белаго; мы их звали "инсепараблями"1, или мужем и женой, потому, что они никогда не расставались и всегда жили на одной квартире. Был еще казачий есаул Сиротко, или иначе "ежова голова", - потому что он ко всякому слову прибавлял "ежова голова". Потом был корнет граф Ольховский - так себе, телятина, однако ничего... добрый малый, хотя и наивный и глуповатый; его к нам только что из юнкеров произвели... Был также в этой компании поручик Чекмарев, наш общий любимец и баловень. Про него даже штаб-ротмистр Иванов 1-й говорил иногда в добрую минуту: "Вот этот мальчишка... еще куда ни шло, у него кишки в голове гусарские... Этот не выдаст..." Веселый, щедрый, ловкий, красавец собою, великолепный танцор и наездник - словом, чудесный малый. И что к нему особенно привлекало наши грубоватые сердца, так это какая-то удивительная нежность, почти женственность в улыбке и обращении. Кроме того, надо тебе сказать, что он был очень богат и его кошелек всегда был в общем распоряжении.
Собрались мы все люди холостые (у нас в полку женатых всего только двое было) и выпили страшно много. Пили за здоровье хозяина, пили круговую, пили "аршинную" - выстраивали рюмки в длину на аршин и пили, позвали песенников и с песенниками пили, вызвали оркестр полковой - под оркестр пили. Есаул Сиротко"ежова голова" - к каждой рюмке говорил присловья: "два сапога - пара, без троицы дом не строится, без четырех углов дом не становится", и так чуть ли не до пятидесяти, и большая часть из них были совсем неприличные.
В это время кто-то, кажется, один из "инсепараблей", вспомнил, что вчера граф Ольховский ездил к помещику играть в дьябелок, иначе ландскнехт. Оказалось, что он выиграл полторы тысячи деньгами, каракового жеребца и золотые часы-брегет. Ольховский нам эти часы сейчас же и показал. Действительно, хорошие часы: с резьбой, с украшениями, и когда сверху надавить пуговку, то они очень мелодично прозвонят, сколько четвертей и который час. Старинные часы.
Ольховский немного заважничал.
- Это, - говорит, - очень редкая вещь. Я ее ни за что из рук не выпущу. Весьма вероятно, что подобных часов во всем свете не больше двух-трех экземпляров.
Чекмарев на это улыбнулся.
- Напрасно вы такого лестного мнения о ваших часах. Я вам могу показать совершенно такие же. Они вовсе не такая редкость, как вы думаете.
Ольховский недоверчиво покачал головой.
- Где же вы их достанете? Простите, но я сомневаюсь...
- Как вам угодно. Хотите- пари?
- С удовольствием... Когда же вы их достанете? Но это пари показалось обществу неинтересным. Есаул Сиротко взял Ольховского за ворот и оттащил в сторону со словами:
- Ну, вот, ежовы головы, затеяли ерунду какую-то. Пить так пить, а не пить, так уж лучше в карты играть...
Попойка продолжалась. Вдруг Кожин скомандовал своим ужасающим басом:
- Драбанты - к черту! (Драбантами у нас назывались денщики.) Двери на запор! Чикчиры долой! Жженка идет!..
Прислуга была тотчас же выслана, двери заперты, и огонь потушен. Утвердили сахарную голову над тремя скрещенными саблями, под которыми поместили большой котел. Ром вспыхнул синим огоньком, и штаб-ротмистр Иванов 1-й затянул фальшивым баритоном:
Где гусары прежних лет?
Где гусары удалые?
Мы подтягивали ему нестройным хором. Когда же дошел до слов:
Деды, помню вас и я.
Испивающих ковшами
И сидящих вкруг огня
С красно-сизыми носа-а-а-ами,
голос его задрожал и зафальшивил больше прежнего. Жженка еще не сварилась, как вдруг есаул Сиротко ударил себя по лбу и воскликнул:
- Братцы мои! Ежовы головы! А ведь я совсем было забыл, что у меня нынче приемка обоза. Удирать надо, ребята.
- Сиди, сиди, врешь все, - сказал штаб-ротмистр Иванов 1-й.
- Ей-богу же, голубчик, нужно... Пустите, ежовы головы. К восьми часам надо быть непременно, я ведь все равно скоро вернусь.